Огни Святого Эйдана

В принципе, из всех в компании хорошо её знал только Слава. Он-то и взял её с ними в поход. Она была его давней подругой — кто-то даже говорил что между ними есть связь несколько иная, чем просто дружба, но на самом деле ничего не было. Хотя, правду молвить, одно время они нравились друг другу, но как-то так вышло, что дальше дружбы дело не пошло. Может быть, не хватило "химии", а может — общности интересов и взглядов на жизнь. Он был качок-бодибилдер, мутил какой-то свой бизнес и даже в планах его было открыть свою качалку. Она же была далека от спорта, много читала и даже писала рассказы, а потом увлеклась английским языком и стала заниматься переводами. Время от времени они общались, хоть и общего было мало. Но потом так получилось, что он подцепил где-то мононуклеоз и это дало осложнение на нервную систему. Он заболел каким-то шизофреническим расстройством и лёг в больницу. Вскоре после этого туда же отправилась и она, только первоисточником её болезни был не мононуклеоз. Первопричины у них были разные, но итоговая проблема была одна. И это их сблизило.

Потом, уже после больницы, он часто наведывался к ней домой. Она жила в коммунальной квартире в деревянном доме на Розы Люксембург — в одной из тех развалюх без удобств, мимо которых люди стараются пройти, не особо думая о тех, кто там живёт. Он приходил к ней, приносил с собой неизменные глазированные сырки — она сползала с дивана, поёживаясь от холода и сырости нетопленной комнаты и, завернувшись в шерстяной плед, шла на прокуренную общую кухню ставить чайник. Потом, не включая свет, разливала кипяток по надтреснутым кружкам, и садилась рядом с ним на диван.

— Не включай, — коротко останавливала она его, когда он, чувствуя какую-то неловкость сидеть с ней впотьмах, невольно порывался зажечь свет.

— Почему тебе так нравится сидеть в темноте? Электричество экономишь? — спрашивал он.

— Да разве в этом дело? Не люблю я свет, вот и всё...

Первый сырок съедали молча. Она не любила сырки, вообще, не любила ничего творожного. Но она была голодна и уметала сырки почти не глядя в темноте, не чувствуя даже вкуса.

В комнату наползала тьма, ютилась по пустым углам. Лишь редкие лучи от фар машин, с рёвом проезжающих по улице за немытым окном, пробегали по потолку да вылинявшим обоям цвета хаки.

— Как ты можешь жить в этой комнате да ещё свет не зажигать? — говорил он, еле заметно вздрагивая, — Это ж пиздануться можно, реально...

— Ну, нам с тобой это уже не грозит по-любому, — усмехалась она, — И так уже дальше ехать некуда...

— Это-то да...

И он, то ли от страха за себя, то ли за неё — придвигался к ней вплотную на диване и обнимал её. Она не возражала. У них было на двоих одно одеяло и они кутались в него, спасаясь от холода нетопленной комнаты. В такие моменты качок и писательница, оба свихнувшиеся — он от мононуклеоза, а она хрен знает от чего — становились единым целым. И он оставался на ночь — вместе было не так жутко проводить ночь в этом склепе.

Они спали вместе, но не в том смысле, что трахались. Нет. Просто спали. Впрочем, однажды под утро с его стороны была попытка. Он попытался поцеловать её взасос. Она не была ни удивлена, ни шокирована. Просто отстранилась и спокойно так спросила, будто спрашивала который сейчас час:

— Ты меня любишь, что ли?

И он, так же спокойно, как будто отвечал "полвторого", ответил:

— Нет.

— Тогда зачем всё это?

— Я живой человек.

— Я тоже.

— У меня просто выключены все эмоции. Я не чувствую ни боли, ни счастья, ни любви, ни привязанности. Вообще ничего.

— То же самое со мной...

— Это от транквилизаторов, я думаю. Ну, чем пичкали нас в больнице.

— Да, наверное...

— Мне стоит приходить?

— Да.

И он приходил опять и опять приносил сырки. И опять они пили чай из надтреснутых кружек, сидя рядом на диване под одним одеялом в темноте. И говорили, каждый о своём, не глядя друг другу в глаза.

— В субботу еду в Пинегу, — как-то раз, словно между прочим, объявил он.

— Зачем?

— В поход на байдарках. Хочу ещё в пещерах полазить.

— А кто ещё едет?

— Ещё несколько ребят и девчонок — ты их не знаешь...

— Можно мне с вами?

Он помолчал, будто обдумывая.

— Но ты никого из них не знаешь...

— Это неважно, — сказала она, — Мне просто нужна смена обстановки, на самом деле. Иначе реально пизданусь. Возьми меня с собой...

Так она и оказалась там в его незнакомой ей компании.

Глава 3

— Расскажи про Эйдана, — пропросили её девочки, когда над Пинегой снова опустилась бледная бессонная ночь.

— Эйдан... Он был святой...

— Святой англичанин? Хммм... — пробормотал один из ребят, — Я дак всегда думал, что все эти пиндосы — высокомерные зажравшиеся суки, и больше ничего.

— Ты так думаешь, потому что завидуешь им, — обрубила она его, — Тебе кажется, что Запад живёт лучше нас, что Англия — богатая страна. Отчасти это так. И я многих знала оттуда, как ты говоришь, высокомерных сук. Но не все там такие. И в Англии есть бедные, голодные и обездоленные. Они такие же люди как и мы, так же болеют и так же страдают.