Огни у пирамид

Он, обладая острым умом, сразу же увидел, что взорвать этот город — раз плюнуть. Гаморы жили в городе и получали аренду от покоренных сикулов. А от тех сикулов, на минуточку, Сицилия свое название получила. Землевладельцы жили в свое удовольствие, не делая, в общем-то, совсем ничего. А демос влачил самое жалкое существование, и при этом никаких гражданских прав не имел. Купец, если у него не было собственной земли, в этой системе тоже был бесправен, как последний батрак. Именно это через двести лет приведет к изгнанию гаморов, но пока они были сильны и могущественны. Пять тысяч горожан, из которых двести семей гаморов, жили на острове. На самой Сицилии — тысячи семей батраков, которые спят и видят, как любимым хозяевам кровь пустить. Купцов с полсотни, и тоже безземельные все. Нет, с этим совершенно точно можно было работать. И Наби начал…

Он открыл лучшую лавку, где принимал всех гаморов лично, включая стратега Архелая. Всем купцам в городе он, из солидарности, делал скидки на всякие платки и заморские бусы. Ведь лавки Эмука Харассу давно уже не только шелком торговали, но и сопутствующим товаром — украшениями, мебелью из заморского палисандра и писком сезона — прыгающими шарами. Князь Дайаэ был не вечен, и это понимали все, включая самого князя Дайаэ. А посему семья Или начинала расширять ассортимент, понимая, что монополии на шелк может не стать в любой момент. Греки, обожающие спортивные упражнения, вместо того, чтобы хвастаться шарами друг перед другом, придумали несколько игр, и самозабвенно эти мячи бросали, пинали и стукали чем попало. Восторг бы полный. Гаморы, сходящие с ума от безделья, наконец нашли, чем себя занять, и шары закончились с пугающей быстротой. Купец Наби, который был единоличным продавцом дефицита, чувствовал себя, как завсекцией магазина ГУМ во времена предпоследнего генсека. Ему было незнакомо ощущение человека, владеющего дефицитом, и молодого парня начало слегка штормить. Не он бегал за покупателями, они бегали за ним. Ему предлагали взятки, дружбу, вино, женщин, мужчин, да вообще все, что угодно. А он держал из последних сил последние два шара и ждал поставки из Тира, куда послал с оказией слезное письмо. Он отказал всем, но самому стратегу Архелаю отказать не смог, как не смог отказать самому богатому купцу Сиракуз Меандру. Оба вышли из его лавки, презрительно взирая на люто завидующий демос, и оба вскоре стали его лучшими друзьями, благо Наби не скупился на подарки и вино.

И теперь, целуясь и обнимаясь со своими лучшими друзьями в этом городе, он решал задачу, как сделать так, чтобы один из них убил другого, и желательно вместе с семьей. С одной стороны, непросто, а с другой, просто, и очень даже. Меандр ненавидел всех гаморов. Ненавидел за то, что их предки ухватили лучшую землю и рабов, а он вынужден крутиться, торгуя всем подряд, от зерна до сандалий. И Наби, вздыхая, сочувствовал другу, рассказывая, как справедливы и благородны персидские цари. Как легка там жизнь, как низки налоги, и как безопасно на караванных путях. И как будет плохо простым жителям, если армия великого государя решит обратить свой взор на эти земли. Как жителям Иерусалима, например. Ведь проклятые гаморы бросят все население воевать за свои богатства. Хотя он, Наби, не понимает, к чему бы уважаемому Меандру за их богатства жизнью рисковать. Ведь почтенный купец мудр, и понимает, что простой люд своих же угнетателей будет защищать от воинов света, что несут благо и справедливость. Если великому царю покориться вовремя, то это не предательство вовсе, а предусмотрительность. А ежели не покориться, то придут к стенам воины Царского отряда, и тут даже камни кровью заплачут. Меандр слушал и скрипел зубами. И ненависть, которая дремала в нем, грозила вот-вот выплеснуться наружу.

А вот Архелай заслушивался рассказами купца о том, какая власть у Великих Семей, как ничтожны купцы и ремесленники по сравнению со знатью. И что у них тут, в Сиракузах, просто рай земной, ведь он, простой купец, запросто общается с таким великим человеком, как архонт. А вот местная ленивая чернь счастья своего не знает, им бы вот куда-нибудь в Египет, где полгода в грязи копошатся, а другие полгода камень рубят или каналы роют. А совсем Архонт поплыл, когда Наби рассказал, что для простолюдина в том Египте милость необыкновенная, когда знатный жрец ему позволяет свои сандалии облобызать. Обычно землю целуют, по который такой великий человек прошел. Архонт выразил вежливое сомнение словами «Да брехня собачья», на что Наби всеми богами поклялся и сказал, что сам так делал, когда в Мемфисе в их лавку сиятельный Птаххотеп лично заглянул. А тот сатрап всего лишь, не из Великих Семей даже. Архонт призадумался. Не истомленный умственной работой мозг начал выдавать тревожные сигналы о несправедливости бытия в принципе, и Наби, видя душевные терзания подопечного, понемногу подливал масла в огонь.