Огонь

Четыре страшных чудовища пускаются в путь; они движутся подобно туче; траншея извивается перед ними, как кривая, немощеная, темная и небезопасная улица. В этом месте она необитаема; она служит ходом сообщения между первыми и вторыми линиями окопов.

В пыльных сумерках повара встречают двух марокканцев. У одного лицо цвета черного сапога, у другого - цвета желтого башмака. В сердцах поваров появляется проблеск надежды.

- Спички есть, ребята?

- Макаш! - отвечает черный и смеется, оскалив длинные, словно фарфоровые, зубы.

Желтый подходит и спрашивает у белых:

- Табак? Шуйя табак?

Он протягивает руку, словно сделанную из мореного дуба; у него лиловатые ногти, зеленовато-желтый рукав.

Пепен рычит, шарит по своим карманам, вытаскивает щепотку табаку, смешанного с пылью, и дает его марокканцу.

Немного дальше повара натыкаются на часового; он дремлет в полумраке, среди обвалов. Еще не совсем проснувшись, он говорит.

- Направо, потом опять направо, а потом все прямо. Не сбейтесь с дороги!

Они идут дальше. Долго идут.

- Мы, наверно, далеко, - говорит Вольпат после получасовой бесполезной ходьбы по безлюдной траншее.

- Погляди-ка, здесь крутой спуск, правда? - замечает Блер.

- Не беспокойся, старая крыса, - подсмеивается Пепен. - А если трусишь, поворачивай оглобли...

Они идут дальше. Спускается ночь... Все еще пустынная траншея страшная, бесконечная пустыня - приняла обветшалый, странный вид. Насыпи разрушены; от обвалов дно превратилось в "американские горы".

По мере того как четверо охотников за огнем углубляются во мрак этой чудовищной дороги, их охватывает смутное беспокойство.

Пепен теперь идет впереди; он останавливается и движением руки останавливает товарищей.

- Кто-то идет!.. - шепчут они.

В глубине души им страшно. Напрасно они вышли из прикрытия все вместе и так долго отсутствуют. Они провинились. И неизвестно, чем это еще кончится.

- Влезем сюда! Скорей! Скорей! - говорит Пепен.

Он показывает на прямоугольное отверстие на уровне земли. Они его ощупывают. Прямоугольная тень оказывается входом в прикрытие. Они входят туда один за другим; последний нетерпеливо подталкивает остальных, и все прячутся в непроницаемом мраке узкой норы.

Шаги и голоса раздаются все отчетливей.

Из кучки четырех солдат, забившихся в эту дыру, высунулись руки, они шарят по земле. Вдруг Пепен бормочет сдавленным голосом:

- Что там такое?

- Что? - спрашивают остальные.

- Обоймы! - вполголоса отвечает Пепен. - Немецкие обоймы! Мы попали к бошам!

- Удирай!

Трое бросаются к выходу.

- Осторожней, дьяволы! Не двигайтесь! Идут!..

Быстрые шаги. Идет только один человек.

Повара не двигаются, не дышат. Их глаза на уровне земли, они видят, как справа шевелится мрак, потом тень отделяется, приближается, проходит... Она принимает более четкие очертания. На голове у нее каска, покрытая чехлом, под которым можно угадать острие. Слышны только шаги.

Едва немец прошел, как четыре повара единым прыжком, не сговариваясь, кидаются вперед, толкают друг друга, бегут как сумасшедшие и набрасываются на него.

- Камрад!.. Месье!.. - кричит он.

Вдруг сверкнул нож. Немец падает, словно погружаясь в землю. Пепен хватает каску и не выпускает ее из рук.

- Надо стрекача задавать! - ворчит Пупарден.

- Обыскать боша!

Они приподнимают, переворачивают и опять приподнимают рыхлое, теплое, влажное тело. Вдруг немец кашляет.

- Он еще жив!

- Нет, подох. Это из него воздух выходит.

Они выворачивают карманы убитого. Слышится прерывистое дыхание четырех черных людей, согнувшихся над трупом.

- Каска - мне! - заявляет Пепен. - Это я пустил ему кровь. Не отдам каску.

У мертвеца отбирают бумажник с еще теплыми бумагами, бинокль, кошелек и краги.

- Спички! - восклицает Блер, потрясая коробком. - Есть!

- А-а, скотина! - тихонько вскрикивает Вольпат.

- А теперь - драла!

Они швыряют труп в угол и убегают во всю прыть, охваченные паникой, не думая о шуме, который они производят.

- Сюда!.. Сюда!.. Ребята, поднажмем!

Они молча мчатся по лабиринту небывало пустынных бесконечных проходов.

- У меня в груди сперло, - хрипит Блер, - мне каюк!..

Он шатается и останавливается.

- Ну, понатужься, старая калоша, - кричит Пепен, задыхаясь.

Он хватает его за рукав и тащит за собой, как упрямую лошадь.

- Пришли! - говорит Пупарден.

- Да, я узнаю это дерево!

- Это Пилонская дорога!

- А-а-а! - стонет Блер, прерывисто дыша и сотрясаясь, как мотор. Он бросается вперед из последних сил и садится на землю.

- Стой! - кричит часовой. - Да откуда вы? - бормочет он, узнав их.

Они хохочут, прыгают, как паяцы; их потные, забрызганные кровью лица и руки кажутся еще черней; в руках Пепена поблескивает каска немецкого офицера.

- Вот так история! - изумленно бормочет часовой. - В чем дело?

Они ликуют и беснуются.