— Я сегодня щедр, — пробурчал надзиратель и задумался: — Ты сможешь забрать все полагающееся тебе зерно, но при одном условии. Ты получишь шесть ударов плеткой. Я давно не разминал руку.
Лисандр знал, сколь больно жалит плетка, но, не раздумывая, принял решение:
— Я согласен.
Надзиратель отвел Лисандра к стене амбара, к которой было прислонено ожидавшее починки огромное колесо от телеги.
— Раздевайся, илот! — рявкнул Агестес, снимая с пояса плетку и разминая руку.
Лисандр медленно стянул через голову тунику, надежно спрятав Огонь Ареса в ее складках. Надзиратель широко расставил его руки, привязав их к спицам колеса.
Лисандр твердил про себя, что спартанские мальчики во время обучения проходят через такое неоднократно.
Стоявшие в очереди илоты сбились в кучу, чтобы поглазеть на зрелище. Лисандр был одним из них, он чувствовал, как взоры рабов впиваются ему в спину.
Юноша опустил голову. Он слышал, как надзиратель переминается с ноги на ногу, пытаясь занять удобное положение.
«Мне по силам все, на что способен спартанец», — подумал Лисандр, стиснув зубы.
— Я готов. Делайте, что…
Его прервал резкий свист коснувшейся лопаток плетки.
Сначала Лисандр почувствовал, как по его спине пробежал холод, а затем появилась боль, тело окатила горячая волна, словно в его плоть одновременно впились тысячи иголок. Глаза юноши застлала белая пелена, и он ощутил железный привкус крови в том месте, где прикусил губу.
— Один! — взревела толпа.
С каждым ударом Лисандр все больше погружался в себя, он как бы заглядывал внутрь себя и перестал чувствовать свое тело.
Сердце забилось медленнее, насмешливые выкрики толпы растаяли вдали. Лисандр думал об амулете, спрятанном под его одеждой. Яркое сияние камня придавало ему силы и надежду. Однажды он станет свободным, и они с матерью покинут место, где его когда-то гордый народ заставили гнуть спину на спартанцев, презиравших труд. Он не будет больше ничьим рабом.
Когда прозвучал шестой удар, кровожадность толпы уменьшилась. «Шесть», — тихо произнесли несколько человек.
Ему развязали руки, но одеревеневшие пальцы не отпускали колеса, вцепившись в него, словно когти.
Лисандр чуть не падал — ноги едва держали его. От порыва ворвавшегося во двор вечернего ветра по рассеченной коже спины пробежала пульсирующая боль, а у пояса на складках одежды собралась кровь.
ГЛАВА II
Заходящее солнце озаряло горизонт пылающим красным цветом. Чувствуя в ногах прежнюю силу, Лисандр прибавил шаг, направляясь к окраине Лимны — одному из пяти городов, составлявших центральный район Спарты. Тимеон, ростом почти на голову ниже друга, с трудом поспевал за ним.
Они шли мимо выстроившихся вдоль дорог уличных торговцев, предлагавших свои товары:
«Спелые арбузы — отменная еда после целого дня на поле! Жареный лесной орех — осталось всего три кулька»!
Обычно Лисандр останавливался перекинуться с ними парой слов, но только не сегодня.
— Покажи спину моей маме, — посоветовал взволнованный Тимеон. — Как бы не занести в раны инфекцию!
— Не беспокойся за меня, — откликнулся Лисандр, не сбавляя шага. Его спина горела, словно от ожогов, было жарко, все тело чесалось. Время от времени ткань туники отрывалась от подсыхавших ран, на которых запеклась кровь, и тогда Лисандр впивался ногтями в ладони, подавляя стон. До закрытия заведения лекаря оставалось совсем мало времени, ему надо было успеть купить матери лекарства.
— Агестес надолго запомнит этот день, — произнес Тимеон. — Жаль, ты не видел его лица, когда он не дождался от тебя ни единого крика. Он походил на Гефеста, покровителя кузнецов, наносящего удары по непокорному железу.
Лисандр был рад, что в свете угасающего дня Тимеон не видит его лица. Он знал, что его щеки горят от стыда.
«Разве можно считать честью храбрость, заслуженную унижением?» — думал юноша, и ему не хотелось об этом говорить.
Лавка лекаря была пристроена к фасаду его же дома, который располагался недалеко от центра городка. Когда они почти подошли, Тимеон прервал молчание еще раз.
— Жнецы уважают тебя. Мало кто из них мог бы вот так возразить надзирателю.
Лисандр набросился на друга:
— Не будь таким глупым, Тимеон. Они не уважают меня. Они хохотали и издевались, пока меня били. Потому что я не заслуживаю уважения. Я… и ты… мы рабы, Тимеон. У нас ничего нет. Даже наши тела нам не принадлежат. Мы ничто. Разве ты этого не понимаешь?
Тимеон взглянул на друга и опустил глаза. Гнев Лисандра мгновенно остыл. Они стояли у лавки лекаря.
— Терпеть не могу, когда меня называют илотом, рабом. Тимеон, я мессенец.[11] И ты тоже. Земля за горами когда-то принадлежала нам, наш народ жил в мире. Он проявлял храбрость, когда того требовали обстоятельства, а так — просто выращивал хлеб, разводил домашний скот и жил счастливо. Теперь его принудили обрабатывать землю спартанского принца. Разве ты не думаешь о свободе, какой пользовались наши предки до того, как спартанцы захватили эту землю?
Тимеон еще раз взглянул на друга, едва заметно улыбнулся и заговорил неторопливо и осторожно.