Огонь блаженной Серафимы

Вѣжливость заключаетъ въ себѣ всѣ общественныя добродѣтели, необходимыя намъ для того, чтобы быть полезными и прiятными окружающимъ. Она обязательна въ светскихъ такъ же, какъ въ дѣловыхъ и вообще въ жизненныхъ отношенiяхъ. Безъ нея всякiя сношенiя съ людьми становятся невозможными. Вѣжливость смягчаетъ нравы, предупреждаетъ ссоры, усмиряетъ раздраженiе и ненависть, заставляя насъ сдерживаться; благодаря ей мы прюбретаѣмъ любовь высшихъ и уваженiе нисшихъ.

Она же замѣняетъ привѣтливостъ, если, къ несчастiю, мы лишены этого достоинства.

Жизнь в свете, дома и при дворе. Правит этикета, предназначенные для высших слоев России.

1890 г., Санкт-Петербург

Надворный советник Мамаев виноватым себя нисколько не считал и наказание архивами рассматривал начальственным самодурством и превышением полномочий. Да, напоил красавицу, только лишь для ускорения процесса допроса и облегчения для. Потому что барышня Абызова скрытничать с малолетства приучена, и у нее целый арсенал для этих целей припасен. Она же на каждый вопрос два своих спрашивает, она же эмоции по десятке в минуту выдает, только чтоб лишнего не сболтнуть.

Иван все это про Серафиму и без того знал, на собственной шкуре испытав, но действий друга не одобрил. Он когда увидал ее в «Кафе-глясе» разморенную, пьяненькую, доверчиво на Эльдара взирающую, у него сердце екнуло от жалости.

— А теперь у нас в приказе еще и полезный вольный агент появился, — усмехнулся Мамаев.

— Промежду прочим, — Евангелина Романовна подала голос от бумаг, которые сшивала в папки огромной неклюдской иглою, — у меня от вчерашнего голова трещит. А ею высокородие, вместо того чтоб излечить подчиненную, архивами ее мучит.

— От тебя, Гелюшка, — Зорин прошел кабинетом и щелкнул девушку по кончику носа, — я такого не ожидал.

— Спасибо. — Попович сморщилась, потирая нос, затем улыбнулась. — Ты, Иван, Серафиму недооцениваешь. Разгадала она маневр Эльдаров, просто решила ему подыграть чуточку.

— Ну да, — недоверчиво хмыкнул Мамаев.

— Уверена. Тяжко ей, Серафиме, все в себе держать, а выпустить не умеет, вот и поддалась. А ты, Эльдар, уверившись в своей власти, сам сверх меры разговорился. Скажешь, нет? Если список из ваших разговоров составить да твой с ее сравнить, твой длиннее окажется.

Мамаев слегка смутился и посмотрел на Ивана, будто ожидая поддержки.

— В притворстве барышня Абызова не сильна, — продолжала Геля, — но ей того и не нужно, она кокетка и при этом не дурочка — знает, как и когда девичью слабость проявить.

Зорину эти рассуждения удовольствия не доставили, может, потому, что слишком много в них было правды. Он вернулся за свой стол, будто удаляясь из разговора.

— Иван Иванович, — спросила Попович после довольно продолжительного молчания, — Серафима тебе про свою подменную няньку рассказала? Что про это думаешь?

— Думаю, что вы, сыскарики, вместо нового агента новое дело на свои головы нашли. — Зорин посмотрел на подчиненных со значением, продлевая паузу. — Начинай, Гелюшка, по пунктам, с момента, когда Серафима Карповна о подмене заподозрила.

Евангелина Романовна отложила иглу, раскрыла блокнотик и, сверяясь с заметками, изложила все, о чем удалось узнать.

Иван Иванович слушал, кивал.

— Выводы?

— Если отмести вариант нервических фантазий… Я бы его, к слову, полностью со счетов не списывала. Сама барышня Абызова нам поведала, что многие сновидцы к безумию предрасположен ы.

— Сновидческое безумие, — перебил ее Мамаев, — чаще всего лишь нежелание следовать общественным нормам, а Серафима…

— Ты, Эльдар Давидович, все бумажки подшил? — с фальшивым участием спросил Зорин. — Так тебя в архиве еще море разливанное дожидается.

— Я лишь уточняю.

— Уточнять будешь, когда Евангелина Романовна к тебе за консультацией обратится. Дело это ей поручается. Геля, продолжай.

Барышня Попович вздохнула, размолвка друзей ее расстроила.

— Я вовсе не считаю, что Серафима Карповна безумна, я только предполагаю держать эту возможность в уме. Кроме афронтов общественной морали от сновидцев туда же можно отнести и наследственность. Матушка Серафимы страдала от душевной хвори.

Мамаев встрепенулся, желая задать вопрос, Геля это движение заметила:

— Перед службою я успела сегодня к Матвею Кузьмичу, лекарю вашему чародейскому, наведаться, он Полину Бобынину прекрасно помнит.

— Молодец, — похвалил Иван девушку. — Версия девичьих фантазий у нас есть, и со всех сторон она подтверждена.