Огонь, что горит в нас

– Все кончено?! – Он отпихнул меня и впечатал кулак мне в глаз. Резкая боль пронзила мое тело. Я отшатнулся назад и, чтобы не упасть, ухватился за продавленный диван.

– Я не буду драться с тобой, Рикки, – пробормотал я, ощупывая пальцами пострадавший глаз.

– Нет, будешь, – проворчал он, шагнул вперед и ударил меня в живот. Я ощутил, как к горлу подкатывает тошнота, и изо всех сил постарался загнать ее обратно.

– Нет, не буду.

– Почему? – спросил он, сбивая меня с ног и нанося мне пинок в живот. – Почему? Потому что ты слабак? Потому что ты не можешь быть настоящим мужчиной? – орал он, не переставая пинать меня.

– Нет, – выговорил я, сплевывая кровь. – Потому что если я это сделаю, то буду таким же, как ты.

– Как ты мне надоел! – буркнул он, утирая рукой рот, потом залез в свой задний карман и достал пистолет. – Мне надоело, что ты вмешиваешься в мою жизнь. Мне надоело, что ты влезаешь в мои дела. Мне надоело видеть твою морду. Поэтому просто покончим со всем этим сейчас.

Он навел на меня пистолет, и я зажмурился, но когда раздался выстрел, я не почувствовал ничего.

Открыв глаза, я увидел копов, стоящих за моей спиной, и Рикки, валяющегося на полу с простреленным плечом.

В квартиру ворвались полицейские и санитары. У меня плыло перед глазами, когда я смотрел, как они подбегают сначала к маме, потом к Рикки. Алисса и Сади беседовали с полицией, объясняя, что произошло. Я пытался открыть рот, но моя челюсть так распухла, что мне было больно говорить. Санитар подошел ко мне, чтобы осмотреть мое лицо, но я отвернулся прочь.

– Со мной все в порядке, – выдавил я, в горле у меня жгло. Но на мои протесты никто не обратил внимания, медики начали осматривать мои раны, говоря что-то о том, что придется вправлять нос и зашивать подбородок.

– Остальные вопросы мы зададим в больнице, – сказал Алиссе полицейский. – Поезжайте вперед, мы последуем за вами.

Она кивнула потом направилась ко мне. Когда ее пальцы легонько коснулись моего лица, она поморщилась.

– Ох, Ло… – прошептала она.

Я выдавил смешок.

– Т-т-ты… – Я умолк, вздрагивая от боли в челюсти. – Ты думаешь, меня побили? Видела бы ты моего противника!

Она не засмеялась. Наверное, потому, что это не было смешно.

– Идем, – сказала она. – Пусть тобой займутся врачи.

Я хотел сказать что-нибудь саркастическое. Я хотел успокоить ее, потому что видел, что она встревожена. Но слова не шли мне на язык. В голове бешеным вихрем крутились мысли: я думал о маме, о том, выздоровеет ли она. Я не мог перестать думать, как долго он избивал ее, прежде чем я пришел. Я не мог перестать думать о том, что меня не было с нею, чтобы защитить ее. Я не мог перестать думать о том, сколько раз я утверждал, будто ненавижу ее – хотя на самом деле я ее любил.

Я любил ее так сильно. И я подвел ее. Я подвел ее, когда ушел.

Логан, тринадцать лет

На день рожденья дедушка прислал мне документальный фильм о гамбургерах. Я уже посмотрел его три раза, но снова вставил диск в DVD-плеер. Фильм был очень интересный, а я ужасно скучал, прежде чем он появился у меня, потому что большинство фильмов в библиотеке я уже пересмотрел.

– Что ты делаешь? – спросила мама, стоя в дверях моей комнаты.

– Ничего, – ответил я.

– Можно я буду делать «ничего» вместе с тобой?

Я поднял взгляд и ахнул. Мама выглядела невероятно красивой. Ее волосы были зачесаны в высокий хвост и перевязаны красной лентой. Она накрасила лицо, чего никогда не делала, и надела красивый черный сарафан, который обычно висел в дальней части ее шкафа.

– Потрясающе выглядишь, – выдохнул я.

Ее мышцы подергивались, но для мамы это было в некотором роде нормально. У нее постоянно были нервные подергивания, тики, дрожь, но вот уже некоторое время это меня не беспокоило. Это была просто часть нее.