Огонь и агония

В следующем, 1808 году, русская армия пошла в шведский поход — отбирать у Швеции Финляндию. Эта кампания в русской истории излишне не рекламировалась, и славы в ней было немного. Булгарин совершил кампанию с полком, и свидетельствует подобно другим, что финские селяне вели уже тогда партизанскую войну против русских: идти под Россию не хотели; о чем их не спрашивали.

Эта война окончилась к осени 1809, имевший ранения орденоносец и боевый офицер Булгарин выслужил чин поручика — и с тем его военная звезда закатилась. Офицерская молодежь гвардейской кавалерии много себе позволяла, отношение начальства к кутежам было снисходительное, Булгарин писал стихи к случаям и в том имел полковую известность — и нелегкая дернула его написать сатиру на шефа полка, Его Императорское Высочество Цесаревича и Великого князя Константина. А сам попался ему на глаза в петербургском машкераде, куда удрал самовольно чуть ли не с полкового дежурства. Командир полка, любимый всеми генерал Чаликов Антон Степанович, был молодым офицерам отец родной — но на резкое и категорическое неудовольствие Константина (что было редкость, тот был отходчив) должен был отреагировать; ибо текст (утраченный) имел репутацию скандального.

Булгарин был отчислен из полка и отправлен в Кронштадт — что надо рассматривать не столько как гауптвахту, сколько не то ссылку, не то командировку — в место недальнее, близ столицы, но глухое и скучное на тот момент, «дыра», как позже будут называть такие места офицеры. Выйдя с «губы», службу продолжил уже в том гарнизонном полку. Там каторжный двор, там своя «светская жизнь», там сугубо флотские дела. Больше полугода в Кронштадте для Булгарина — вроде отстойника для временно пониженного по службе, чтобы решить, как поступить с ним дальше. Похоже, запальчивый гордец не каялся и не кланялся.

И в итоге был направлен в армию, что резкое понижение статуса и карьеры, в Ямбургский драгунский полк. Столичный гвардеец, участник сражений, имеющий ранения и награды, и отчисленный за дерзость — такой офицер в 21 год, сами понимаете, должен был держать себя гордо и честь свою и достоинство блюсти. Случилась деликатная история, Булгарин проявил вспыльчивость без раскаяния, убежденный в своей правоте и гнусности соперника. Вообще это понимается так, что попытку дуэли начальство замяло, не желая скандала и уголовных наказаний в полку, поскольку дуэль числилась в уложении о наказаниях преступлением, и первый минус шел в послужной список командира полка. Ну, всем людям служившим это понятно.

А непонятно с «увольнением из армии». Это как: именно уволили — или предложили подать в отставку, от какового предложения нельзя было отказаться? Если учесть, что всю жизнь Булгарин сохранял самые теплые отношения с однокашниками и сослуживцами, и что никто никогда не бросал ему обвинений в бесчестье в его армейский период — то именно второе и никак иначе. Не выгнали из офицерских рядов — что несмываемый позор. А вынудили уйти в отставку из-за дела чести. Вот тогда все концы сходятся.

Господа мои — не может быть принят ни в обществе, нигде, человек, именно выгнанный из офицеров! Вот Толстой-Американец был бесчестен — шулер, и все дома для него были закрыты (ну, почти совсем все).

Н-да, а стоял Ямбургский драгунский в Вейсенштейне, это ныне Пайде, в Эстонии, семьдесят верст от Ревеля. Где и очутился наш герой нищим и бездомным.

Вот отсюда начинается вообще фантастический и бредовый период его жизнеописаний. Один пишет, что нищий Булгарин продал ради пропитания свою единственную шинель. Другой пишет, что не свою, а чужого денщика, и не для пропитания, а пропил.

Внимание! Поскольку через двадцать лет юный и бедный безвестный Николай Гоголь приедет в Санкт-Петербург добывать место под солнцем и славу, и придет к знаменитому журналисту и издателю Булгарину, и Булгарин найдет ему для начала мелкую чиновничью службу и будет протежировать — то вот она, шинель! «Шинель»! Та самая! Из которой вышли мы все — или они все. Проел ее нищий Булгарин, или пропил, или украл, или знать не знал никакой шинели и ходил в статском платье — не колышет! Ибо легенды о нем по Петербургу уже ходили — а слухи Гоголь умел хватать на лету, как голодная чайка.

Потом он поехал навестить мать, Булгарин то есть.

Потом он завербовался, поступил — в Польский Легион.

О Польском Легионе эпохи наполеоновских войн есть отдельные книги, и для нас сейчас углубляться в историю вопроса крутовато будет. До утра не вынырнем. Но! Поскольку отсюда идет уже густое вранье… нет, так говорить нельзя, мы не на базаре: идут некоторые неподтвержденные разночтения — о! То сейчас уже будет интересно. Потому что можно начинать сеанс разоблачения магии.