Огонь и ярость

— Исходя из личного опыта по поводу червяка? — Я не даю ему времени ответить. Я бросаюсь на него. Ларк и Эстелла идут прямо за мной. Не думаю, что Эстелла обучена драться. Она берет в саду большую тыкву и размахивает ею, как битой. Тогда ладно. Я не собираюсь беспокоиться о ней до тех пор, пока не возникнет необходимость.

Моя главная цель — добраться до Гримы. Я бью его кулаком по щеке отчего его голова запрокидывается назад. Он отшатывается и рычит на меня. Но дело было сделано.

Я наконец — то позволяю своим крыльям вырваться на свободу и со стоном откидываю голову назад. Чертовски приятно распускать их, словно разглаживая упрямый излом в спине.

Вода стекает по моим черным перьям, делая их гладкими и блестящими. Благодаря им я чувствую себя сильной и красивой. Может быть, это потому, что они напоминают мне о моей бабушке. Я видела ее крылья всего несколько раз, но они всегда приводили меня в благоговейный трепет.

Грима спотыкается и падает на задницу с открытым ртом. Его руки перепачканы грязью, а одежда быстро покрывается грязной водой, когда он отползает от меня.

— Сейчас, сейчас, маленький червяк. Я думала, меня накажут?

— Ф…Ф…Фурия, — шипит Грима.

Позади меня звучит саундтрек из кряхтенья и шлепков, но передо мной очень плохой человек.

— Вот что, Грима, я чувствую вкус твоих деяний. — Мой голос звенит от силы. Грима дрожит у моих ног. — Я знаю, как тебе нравится причинять боль другим. Как ты радуешься боли и страданиям. Каждый твой вздох разит твоими прошлыми грехами.

— Я остановлюсь. Я сделаю все, что ты захочешь. — Грима шлепает по грязи, поскальзываясь и продолжая пытаться убежать от меня.

— Ложь. — В этой форме, когда моя Фурия высвобождена, его ложь — пепел на моем языке. Для Гримы нет искупления. — Тебя судили. Тебя признали недостойным.

Мне больше ничего не нужно делать. Я уже прикоснулась к Гриме. Наказание уже начинает действовать. Он будет заново переживать каждое из своих ужасных действий, как если бы он был жертвой.

Крик Гримы вырывается из него одновременно с раскатами грома в небе. Он корчится на земле, царапает свое лицо, дергает себя за волосы, как будто это поможет выкинуть образы из головы.

Я оставляю его там сходить с ума от его собственных проступков.

Ларк и Эстелла стоят над двумя другими жрецами, оба уставились на меня. Я подхожу к поверженным мужчинам, присаживаюсь на корточки и прикасаюсь к их щекам. Они будут страдать от тех же мучений.

Я смотрю на Ларк и Эстеллу, которые не шевельнули ни единым мускулом. — Сюрприз. Нам нужно идти.

Я убираю крылья, почти рыдая. Это было слишком быстро. Бегу к тропинке, протоптаной через сад, и вздыхаю с облегчением, когда Ларк и Эстелла следуют за мной. С таким количеством дезинформации о Фуриях невозможно предугадать, что кто — то может подумать. Не то чтобы у меня был шанс раскрыть свой секрет многим людям в моей жизни.

— Что ты с ними сделала? — кричит Ларк, догоняя меня.

— Они заново переживают все ужасные поступки, которые когда — либо совершали. Только на этот раз они находятся на принимающей стороне.

Ларк округляет глаза. — Ну, черт. Это справедливо.

— Ты — Фурия. — Эстелла практически кричит. Ларк успокаивает ее, хотя мы уже потерпели серьезную неудачу в скрытности.

У нас нет времени на этот разговор, но мне нужно знать, будет ли это проблемой. Я останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к Эстелле. Ее некогда пышный комбинезон облеплен дождем. Ее макияж растекся, а глаза широко раскрыты.

— Да. Это будет проблемой?

Эстелла разевает рот. — Думаю, впервые за всю свою жизнь у меня появилась надежда, что что — то может измениться. — С этим монументальным заявлением я киваю ей, не зная, как еще реагировать, и срываюсь с места.

Собственность Натаниэля непристойна. Иметь такую большую площадь в центре Чикаго просто неправильно. Это не похоже на Дом Олимпа, где дом и окружающая собственность перемещаются по воле Зевса. Этот сад был создан много лет назад в результате сноса других зданий и жилплощадей, и все для того, чтобы у Натаниэля мог быть красивый частный парк в центре Чикаго.

Дождь не прекращается. Я вытираю лицо, откидывая волосы назад и смахивая воду с глаз. В саду проложены ухоженные дорожки с крошечными солнечными фонариками, которые излучают достаточно света, чтобы мы могли следовать за ними. Дорожка усеяна незаконченными статуями; мраморными шедеврами, которые были заброшены.

Тропа раздваивается, и я чуть не натыкаюсь на скульптуру женщины с завязанными глазами, у которой нет ног. Волосы у меня на затылке встают дыбом, как будто кто — то только что прошептал мне на ухо ужасную тайну, но я не слышу, что они сказали. Я бегу быстрее, мне нужно убраться подальше от этого места.

Мы держимся в стороне от тропинки, но достаточно близко к огням, чтобы не сбиться с пути. Вдалеке раздаются крики. Дождь льет так сильно, что я удивлена, что могу слышать что — то еще. Либо кто — то нашел Гриму, либо они выяснили, что мы ушли. Какова бы ни была причина, я не собираюсь оставаться здесь, чтобы выяснять.