Огонь и ветер

— Нет, в самом деле, спасибо. Такая ложь… я сталкивался с ней раньше, и по своему опыту могу сказать, что она далеко не всегда во спасение.

Они сидели за столиком напротив него и напряжённо улыбались — просто из вежливости.

— Вы мне сейчас очень помогли. Я не рассчитывал на подобное. Собственно, я сюда приехал только за тем, чтобы услышать правду… что ж, я её услышал, и даже более подробно, чем было возможно…

Ему было противно врать — ведь решение это, напроситься на консультацию, на самом деле возникло у него спонтанно, сегодня утром, и приехал он вовсе не из-за Берты, а из-за годовщины Джессики, и…

«Убейте меня кто-нибудь», — подумалось ему.

Невыносимо…

— Как говорится, что бог ни делает, всё к лучшему. — Ему удалось улыбнуться, и они тут же заулыбались в ответ — сочувственными понимающими улыбками. — Мне пора. Я пойду, с вашего позволения.

— Вы снимаете комнату? — спросил мужчина.

— Нет. Я у друга остановился, он на Пушкинской живёт. Тут совсем рядом. Вечером уезжаю.

— Это вам спасибо за книжечку. — Женщина покачала головой. — Знаете… вы, конечно, можете не верить в это всё, но… в моей практике были случаи спонтанных ремиссий. Чудеса случаются, пусть и очень редко. И врачи тоже ошибаются. Всё может быть. Не надо терять надежду.

— Я постараюсь. — Он снова улыбнулся. — Всего вам хорошего.

— И вам…

* * *

Дома он застал Ри, ожесточённо запихивающего в рюкзак какие-то вещи, и Брида с Тринадцатым, которые с унылым видом сидели на краешке дивана. Увидев Ита, Брид сначала глянул на него, а потом, потупившись, опустил глаза.

— Что случилось? — насторожился Ит.

— Скрипач звонил, — тихо сказал Брид. — Ит, мне очень жаль… Фишка умерла. Утром сегодня. Сказал, что похоронил её на Ленинских горах. Берта плачет…

Ит сел на корточки, привалившись плечом к стене, запустил руки в волосы и замер.

Ты просил знака, не так ли?

Час назад ты просил знака.

И ты его получил.

Потому что во всей операции, которую ты сейчас планировал, существовал один-единственный изъян — старенькая чёрно-белая слепая кошка, которую не с кем было бы оставить.

Он всхлипнул. Дёрнул головой. С трудом встал, выпрямился.

— Все там будем, — произнёс он беззвучно. — Чушь, но я буду верить, что она теперь на Радуге. С Джеем. Правда, Ри?

— Правда, — отозвался тот. — Они все на Радуге и ждут нас. Но дождутся только в том случае, если мы… умрём честно. Я это понял, когда умер Джей. Он жил честно, и Фишка тоже жила честно. Это не так просто, Ит. Согласен?

— Да. Ребят, я сейчас один посижу полчасика, хорошо? — попросил он. — Всё равно до машины ещё полно времени и…

— Сиди, конечно. Курить можно на кухне, всё равно ехать… Если хочешь, то в холодильнике осталась водка.

— Нет, не хочу. Кошки и собаки спиртного не пьют. Мне просто нужно подумать.

02

Шестеро

Москва — Пласкино

Тщательно забытое старое

— …Потому что так будет логичнее и проще, Рыжий! Мы будем дома через двое суток…

— Да вы там не справитесь, опомнись! Как ты себе это представляешь?

— Уж как получится, — огрызнулся Ит. — Ничего, справимся.

— Видеть больше не могу, как ты справляешься, — Скрипач сидел за столом напротив Ита и по привычке вертел в руках кухонное полотенце. Скручивал и разворачивал, скручивал и разворачивал, скручивал и разворачивал… — Ит, если вас там накроют, ты можешь себе представить, что будет с нами, а?

— Родной, я тебя умоляю, побудь с Бертой. Она устала за последние дни, ей надо отдохнуть, прежде чем мы продолжим работать, а тебе надо собрать мозги в кучу и подготовиться. И найти представителя Альянса для переговоров. Ну пожалуйста. Ну я тебя очень прошу.

Скрипач горестно покачал головой, швырнул через плечо, не глядя, полотенце в мойку (что-то там жалобно звякнуло) и едва слышно пробормотал слово, которое в приличном обществе произносить не принято.

— Езжайте, — неприязненно подвёл он черту под разговором. — Делайте что хотите. Мы уже час говорим ни о чём, ты мне только нервы треплешь, а толку никакого. Всё. Иди отсюда. Ит, вали, чёрт возьми, смотреть на тебя не могу!..

Ит подошёл к нему, присел на корточки, заглянул в глаза — снизу вверх — виновато и грустно. Почти умоляюще.

— Если бы она была здорова, я бы тебя не просил, ты же знаешь. Мы бы поехали втроём, как ты говоришь. И даже если бы была ремиссия, я бы тоже не просил. Но… Рыжий, нельзя оставлять её одну в таком состоянии.

— Вот и сам и оставайся, — тут же предложил Скрипач. — И нечего подлизываться.

— Точно. И если бы ты был получше, я бы остался сам. Без звука. Но у тебя, извини за правду, сейчас нервы. И тебе нужно несколько дней, чтобы привести их в порядок.

— Во как. И с каких это пор моя шизофрения стала называться нервами? — прищурился Скрипач. — Нет, родной. Не лишай меня группы инвалидности, пожалуйста. А то у меня пенсию отнимут.

Он щёлкнул Ита по макушке, а потом вдруг усмехнулся.

— Ладно, давайте вы вдвоём, действительно. Тем более, что следующий этап работаем уже мы вдвоём, а я за эти двое суток хочу навести кое-какие справки. Только я тебя очень прошу, осторожнее. Хорошо?