Огонь и ветер

— Ри, если ты про лёд, то не начинай всё сначала, — взмолился Скрипач. — Лёд проломился сам.

— Не понял, — нахмурился Ит.

Скрипач застонал сквозь стиснутые зубы.

— Ри считает, что это диверсия, — сообщил он.

Ит с недоумением поглядел на Ри. Тот ответил безмятежным взглядом, затем дёрнул плечом.

— Мне могло показаться. А могло и не показаться. Не знаю.

Дальше стали снова, уже по второму кругу, разбираться с датчиками, но через полчаса Ит запросил пощады — ему очень хотелось спать. Ри подумал, что это, в принципе, тоже изменилось. Раньше они по нескольку дней не спали, что он, что Скрипач с Итом. А теперь они все расползаются по кроватям, едва только наступит полночь, и встают в семь утра, причём с трудом. Потому что проспать хочется до девяти. Или, что лучше, до десяти. И даже если встать в десять, то в зеркале отражается опухшая помятая рожа. Совершенно не выспавшаяся, надо сказать. Усталая и грустная рожа, которой обидно, что вообще надо вставать.

Это что, старость?

Уже?..

Им ведь не так много лет — по триста семьдесят с какими-то смешными копейками. Тому же Фэбу, когда он взял Ита и Скрипача в свой дом, было под пятьсот. Кажется. Или больше? Но он так хреново, как они трое, не выглядел никогда и чувствовал себя совершенно иначе!.. А умер, когда ему было вдвое больше, чем им! Да, он берёгся. Да, он оставил тяжелую работу, переключился на более лёгкую. Да, он в жизни не пил и не курил. Да, он постоянно занимался спортом (пока мог), а когда уже не мог, всё равно делал ежедневно какую-то гимнастику, чтобы поддерживать «приличную форму».

Может быть, причина была в Рыжем и Ите, подумалось Ри. Когда тебя поддерживают и заботятся, тебе, наверное, проще…

О нём уже давно никто не заботился. И сам он, если разобраться, в этой жизни заботился только о Джессике и мальчишках. Но это была забота о равном человеке, а не как у них…

Ри почувствовал, что тоже начинает зевать, как пятнадцать минут назад зевал Ит — чуть ли не до слёз в глазах. Наверное, действительно старость. Да и последние восемьдесят лет они прожили не в самых лучших условиях. Без поддержки, без медицины, вообще, считай, без всего. В том числе — без геронто-контроля. Который надо, если по уму, проходить раз в пять лет обязательно.

Он снова зевнул, глянул на часы. Полпервого. Да что ж такое-то!.. Глаза слипаются. Заглянул на кухню (сидели и разбирались с датчиками всё-таки в комнате). Эти уже спали, причём Ита на то, чтобы раздеться, не хватило. Спал он в джинсах и в толстовке, спасибо, хоть разулся. Рыжий переодеться всё-таки успел… кой чёрт они спят одетыми, причём всегда? До сих пор — из-за столетней давности обвинений?.. Бред какой-то.

Стоять, Ри Нар ки Торк. Теперь будь любезен, кой хрен ты уже двадцать лет спишь в кальсонах, пардон, и в майке.

Ага?

Ага.

Попался…

Надо им комнату уступить, там диван шире. А то они на этом кухонном диванчике еле помещаются. И ещё надо всем купить нормальные одеяла, потому что хозяйские — это иллюстрация того, что у рыб бывает мех и что местная промышленность из этого меха навострилась шить одеяла.

— Жалко, что вы меня не слышите, — прошептал он. Друзья продолжали спать. — Пусть это оказалась короткая жизнь… Но она была не самой плохой, правда?

Скрипач слабо шевельнулся во сне и уткнулся носом Иту в плечо. Неважно, слышат они или нет. Они тоже про это знали… знают. Наверное, знают.

* * *

Среди ночи Ит вдруг проснулся — сознание внезапно словно включили, сон пропал в секунду, начисто, мгновенно. Полминуты он лежал неподвижно, прислушиваясь. Сонное дыхание Скрипача, потом — едва слышно скрипнули пружины дивана в комнате, на котором спал Ри. По улице проехала машина, свет фар мазнул по потолку, с лёгкостью пройдя через тонкие шторы, шум двигателя… и снова стало тихо. Совсем тихо. Он услышал, как в соседней квартире капает вода из подтекающего крана, что-то тихо упало; за стенкой слабо кашлянули.

Он слез с дивана, пересел к столу.

— Куда ты?.. — пробормотал Скрипач, не открывая глаз.

— Спи. Покурю и лягу.

— Угу…

Что-то в этом сегодняшнем дне было… он наморщил лоб, потёр ожесточённо виски. Что-то точно было. Что-то знакомое. Во всей этой неразберихе и круговерти оказалось что-то знакомое, какой-то элемент. Он сел за шаткий маленький стол, закурил — сигареты были, конечно, местные, но по вкусу напоминали больше всего, пожалуй, незабвенную «Яву». Назывались они «Карпаты», почему, Ит так и не понял, ведь в Карпатах явно не мог расти табак. Что же он такое сегодня видел, что засело в памяти и никак не хотело оттуда уходить?

Балашиха?

Да нет. Точно нет. Там было… да как везде. Город-спутник, частью перестроенный, с новыми дорогими домами, частью старый, дома ветхие, двух-и трёхэтажные. Парк? Ну парк и парк. Ничего особенного…

Поездка с социологами и ванна? Уже теплее, кажется. Но что именно? Социологи? Призрак? Что-то в кабинете у Павла?

Да нет, пожалуй, что всё-таки призрак.

Сигарета дотлела до фильтра, и он сунул её в переполненную пепельницу… свинство. Надо бы выбросить, но ведь всех перебужу. Ладно, утром. Вытащил из пачки ещё одну, прикурил…