Огонь и Ветер (СИ)

Оказалось, что привыкнуть можно ко всему. Точнее, чувства не изменились, как и боль, но всё притупилось, появилась отстранённость. И он всё ещё парил в пустоте так же, как… Ещё одно хорошо забытое воспоминание. И можно ли назвать воспоминанием “дежа вю”? Он помнил, что уже с ним приключалось нечто подобное, но не помнил, когда, где и почему.

Ощутил прикосновение - никого не видел, но чувствовал чужие пальцы там, где полагалось быть шее. Боль усилилась, практически ослепив его, хотя он и так уже слеп. Впрочем, без разницы. В пустоте всё равно не на что смотреть. Наверное. Снова прикосновения, отзывавшиеся сполохами боли. Через миг он уже перестал понимать, что вообще происходило, - внутри и снаружи осталась лишь всепоглощающая боль.

Значит, вот она какая, смерть…

Улыбнулся мысленно и закрыл глаза, ну, попытался. Кажется… Кажется, закрывать было действительно нечего. Но вечная боль - нормальный вариант, хотя бы есть, с чем сражаться, а там ясно будет, кто кого одолеет.

Спешить уже некуда.

Он забыл, кто он и где он, но всё ещё помнил…

“Твои губы, шептавшие имя… Твоё дыхание… Твоя улыбка… И наш первый бой. Я помню, Джин, и это даже ты не можешь забрать у меня. Никто не может. Это только моё”.

Последнее, что он услышал, кажется, это как кто-то - где-то далеко - звал какого-то ангела.

Зачем? Ангелам тут точно не место.

***

Умереть, потом открыть глаза - ладно, один глаз, увидеть наставника, натворить кучу безумств и узнать, что ты попал в аварию, не справившись с управлением, - это круто. Так круто, что потребовалось дня два, чтобы привыкнуть к обстоятельству собственной живости. Живости от слова “живой”.

Гипс и бинты повсеместно несколько удручали. Он в очередной раз полюбовался на руки, где вместо ногтей красовались какие-то обгорелые обломки. Полюбовался относительно - одним глазом, правый пока был под толстым слоем бинтов. Интересно, почему? Судя по ощущениям, с глазом всё в порядке либо его там нет вовсе. Впрочем, ему казалось, что с правой рукой и левой ногой тоже всё в порядке, не смотря на гипс в обоих случаях.

В аварию он, разумеется, не поверил. Всё-таки он не спятил и вполне отчётливо помнил всё, что случилось. Не понимал лишь одну вещь - умер он или нет. Хотя точно знал, что выжить не мог. К слову, наставник тоже в аварию не поверил, но задавать вопросы не стал. За это Хоаран был ему благодарен: говорить о случившемся ему не хотелось ни с кем.

Если опираться на сон, то… Он умер. Определённо. Тогда какого чёрта?.. Когда человек умирает, он умирает основательно - с концами. Хоаран, выходит, умер неубедительно, раз до сих пор есть пульс.

Медленно поднял левую руку и тронул бинты на голове, провёл ладонью по повязке, закрывавшей правый глаз. Ничего странного не ощутил. Тогда на кой забинтовали?

Остаток ногтя на большом пальце отвалился, проступила яркая капелька крови поверх засохшей корки. Слегка пошевелил всеми пальцами левой руки - бурая корка треснула в нескольких местах сразу, а свежая кровь раскрасила бинт. Да уж… Боли он почти не почувствовал. По сравнению с тем, что было в пустоте, это и не боль вовсе.

Он прикрыл глаз и поискал светлые стороны в нынешнем положении. Ну, раз уж Джин помчался его убивать на ночь глядя, значит, не так уж всё и паршиво. Хотя он бы не отказался узнать причину столь радикальных мер. Может быть, Джин осознал-таки горечь поражения, взбеленился так, что из него повылезли рога и крылья, пролетел приличное расстояние и отомстил?

Не похоже на него.

В общем-то, он не представлял, что могло сподвигнуть Джина на такое. Кажется, прикончить Джин мечтал исключительно папу и деда, больше ни на кого и никогда не покушался. И вряд ли он попутал Хоарана с нежно любимыми родственниками.

Он говорил, что дед убил его, но он остался жив, что-то натворил, но не помнил, что именно. Их встречу в порту он тоже слабо помнил, потом года два всё шло хорошо, до Турнира. После четвёртого Турнира с Джином опять приключилось нечто - он тогда сказал, что вновь ничего не запомнил. Потом он чего-то боялся. До той самой ночи. И вот перед пятым Турниром он признался, что снова произошло нечто, чего он не помнил. Он боялся части себя, но никогда не рассказывал ничего в подробностях.

Хоаран запутался. Он точно знал, что видел Джина, Джин был там, в огне, на шоссе. И…

Чёрт.

Перед закрытыми глазами - словно наяву - он увидел Джина, увидел, как Джин схватился за собственную голову обеими руками и закусил губу до крови, слышал, как тихие стоны смешивались с шумом воды, помнил, как его лучший соперник вручил себя полностью в его руки, как слабым голосом шептал его имя, как улыбался…

Хотел бы он забыть это и больше не помнить. Пускай это всё, что осталось у него, но… Он не хотел помнить, потому что уже не знал, что на самом деле чувствовал тогда Джин, потому что ему не нужен был тот Джин, который оживил его кошмар.