Это было приятно: обхватить Хоарана руками за пояс, сцепить ладони в замок и спрятаться за его спиной от ветра, согревшись столь желанным теплом. По крайней мере, это отгоняло сердитые мысли.
Почему я позволил себя уговорить? И в который уже раз? А ведь не так давно я заявил ему в лицо, что не намерен опять жить в гараже, где нет ни нормальной ванны, ни спальни, ни кухни, ни… Да что вообще могло быть в гараже? Только транспорт, инструменты, масло, бензин и… Хоаран.
Последний довод, как и всегда, оказался определяющим. Он хотел в гараж - в свой проклятый сеульский гараж. И он ни слова не сказал по этому поводу, так что обошлось и вовсе без уговоров. Но я же не идиот, я же видел, что ему не по себе в отеле, что он…
Мой Эндзэру казался открытым и жизнерадостным, но на самом деле он оставался загадкой до сих пор. Даже для меня. И то, что я провёл рядом с ним так много времени, ровным счётом ничего не значило. И всё это время продолжались мои попытки подобрать к нему ключ. Так хотелось “прочитать” его, убедиться в своих подозрениях либо в их ошибочности.
Мои чувства не нуждались в доказательствах или обосновании - их нельзя изменить. Точнее, изменить их мог я, если бы захотел этого. Только я сам.
Но не он.
Хоаран мог сбежать от меня или же вовсе вычеркнуть из своей жизни некоего Джина Казаму и перестать замечать последнего, но Джин Казама не намеревался уступать ему. Вот то обстоятельство, которое он никогда не мог изменить. И осознавать это невыразимо приятно, но я до сих пор не понял, почему.
Впрочем, если разобраться… Хоаран никогда и не пытался влиять на меня или диктовать свою волю, он просто делал то, что хотел. Словно в его жизни ничего не изменилось, словно моё присутствие рядом… словно не было этого. Он жил так же, как и прежде, и не требовалось быть мудрецом, чтобы это заметить. Но, с другой стороны, он не мог не считаться с моим присутствием вовсе. По крайней мере, я не позволял ему забыть о себе.
Или мне только так казалось?
Не знаю. До сих пор не знаю. Быть может, я никогда его не понимал? Что же взять за точку отсчёта? Когда люди могут уверенно сказать, что они друг друга знают? Стоп, я могу сказать, что знаю Хоарана. В конце концов, я дрался с ним: помню его технику, его сильные и слабые стороны. В бою любой человек невольно рассказывает о себе больше, чем собирался. Но всё, что я знал о Хоаране… Эти знания я не мог использовать там, где мне бы этого хотелось. Его сердце по-прежнему оставалось закрытым для меня. Быть может, он тоже не мог увидеть моё сердце? Быть может, это просто глупые слова? Обороты речи, которые люди привыкли говорить друг другу в надежде на то, что их верно поймут?
Неважно, факт остаётся фактом и поныне: его сердце закрыто для меня. Нет, ну он, конечно, всё ещё со мной, однако… Что у меня есть в итоге?
Уверенность? Да нет её - никогда и не было.
Любовь? А что это такое? Не вообще, а именно его любовь? Он… Я до сих пор так и не прикоснулся к его сердцу, а значит, так и не почувствовал его любви. И тут минус.
Дружба? Что ж, пожалуй, это у меня есть. Единственное, в чём я ни разу не усомнился.
Мало? Ничтожно мало, хотя его дружба - самое дорогое, что у меня теперь осталось. Впрочем, нет. У меня есть ещё кое-что - боль. Если раньше мне казалось, что в моей жизни слишком много боли, то теперь её стало ещё больше. Боль, из-за которой я чувствовал себя живым. И даже эта боль - его, не моя, потому что без него у меня не будет ни боли, ни дружбы, ни даже этих вот проклятых сомнений и вопросов.
Забавно, а ведь раньше, когда мы встретились с ним впервые, да и потом - довольно долго - он был для меня никем. Хотя нет, “никем” - это сильно сказано. Просто боец, такой же, как я, но со своими принципами и целями. Один из. Ну и да, тогда мне даже в голову не приходило, что я окажусь в столь нелепой ситуации. Нелепой - это если рассуждать здраво.
Когда же всё изменилось?
А это, Джин, правильный вопрос.
Я отчётливо помню его свет, сияние жизни - это усмирило тьму во мне. И его улыбку, отнявшую у меня покой. Его уверенность, так сильно смахивавшая на самоуверенность, обладала поистине неотразимым эффектом. Ведь мне всегда удавалось сохранять самообладание, но в тот раз я полез в драку, словно горячий мальчишка. Такой рассудительный, спокойный, сдержанный… Что же он тогда сделал? Как смог так повлиять на меня? Не знаю. Уже при первой встрече, выходит, он нечто изменил, а я просто не заметил.
И даже мой опрометчивый шаг - последняя надежда, так сказать, был продиктован отнюдь не симпатией к нему, просто… Просто доверять я мог лишь ему - и никому больше. И, быть может, я даже рассчитывал на его грубость, напористость и жёсткость, быть может, ждал от него даже жестокости, но…
Он всегда удивлял меня. До сих пор не могу понять, как он умудрялся быть нежным, заботливым, осторожным и нужным, но при этом не менять меня. Я никогда не чувствовал себя униженным или оскорблённым, хотя, по идее, должен бы хоть устыдиться. Не смотря ни на что, я прежний - стал сильнее, но прежний, всё тот же. Как такое возможно? Не знаю.