- Но это было только начало. Он ходил за мной по Черному панцирю. Он запомнил расписание и знал, когда может застать меня одну. Он попадался мне на глаза, куда бы я ни шла – сидел в саду, когда туда выходили окна, сидел в лодке на воде в паре ярдов от моей террасы. Это меня пугало. Я не могла работать, не могла сосредоточиться. Я боялась выходить из комнаты или раздвигать шторы.
«Прости, - сказал Ро. – Но он звучит как настоящий мерзавец».
Я прижала ладонь к глазам. Желудок сжимался от страха. Было даже приятно рассказывать это тому, кто мог понять. Но я не могла рассказать ей всего, то, что не знал даже Кольм. Как поцелуи Доннела и прикосновения из поражающих стали неприятными и пугающими. Как он ранил меня физически, не переходя к жестокости, как я плакала, пока меня не тошнило, пока он гладил кожу, а я не двигалась, не зная, как остановить его. Как он подносил мои пальцы ко рту и лениво посасывал, пока я в слезах перечисляла причины, по которым не готова выйти за него. Как Ама больше одной ночи была рядом со мной, обещая следить за дверями и окнами, пока я не засыпала.
Нет, я все еще не была готова этим делиться. Не здесь, не сейчас. Я потерла глаза, меня подташнивало.
- Наконец, я приказала ему покинуть Черный панцирь, вернуться к семье. Я уволила на всякий случай его тетю, моего советника. Она не была виновата, служила маме до меня верой и правдой. Но я прогнала ее, чтобы у Доннела не было связи с Черным панцирем. И тогда люди начали болтать, все от людей на пристанях до моих советников. Впервые после моей коронации народ начал задумываться, может ли эмоциональный подросток править страной в одиночку. Доннел был из семьи аристократов, у них было много друзей на островах. Он пустил истории о том, как я нестабильна, как легко на меня влиять. Наконец, часть моего народа подала совету петицию назначит регента, чтобы правил он, пока мне не исполнится двадцать. Совет отказал, хотя с небольшим преимуществом. И возмущенные обосновались в Озероте и отказывали пропускать торговые корабли в озеро. Они мешали поставлять жемчуг, пустили лодку с поставкой на север к островам, подожгли ее там и затопили. А потом они собрали парад и прошли по Черному панцирю.
Я вытерла платком уголки глаз.
- Я не забуду ту ночь. Я не спала, мы с советом обсуждали и спорили с заката до рассвета. К утру половина была готова принять петицию, несколько колебались. Всего пять лет, и это регент. В тот миг я поняла, что подвела маму. Все, что она делала – каждая секунда ее уроков, чтобы убедиться, что я смогу править сама, а не действовать как пешка. Вся ее работа, моя работа были испорчены из-за бездумной влюбленности.
- Что ты сделала? – спросила Джемма.
Я какое-то время молчала.
- Я скажу, что хотела сделать. Я хотела бросить их всех в тюрьму. Я хотела разрушить их семьи, их союзников и выгнать Доннела в Самну.
- Но ты этого не сделала.
- Нет. Они были правы, конечно. Я действовала не в интересах страны. Но я не могла согласиться и с идеей регента, это было не в интересах моего народа, особенно, если это был регент, назначенный Доннелом и его союзниками. Вместо этого я собрала несколько личных стражей и прошла к стене замка. Я слушала крики людей на меня. Когда они притихли, чтобы я могла говорить, я сказала, что ничего не исправить без диалога. Я дала им выбрать трех представителей. Я встретила их по одному. Я дала им выразить свое недовольство. Мы обсудили, как я могу лучше исполнить их требования.
- Это было намного сложнее, - сказала она.
- Сложнее всего, что я делала, - я посмотрела в окно, там сияло солнце. – Они заменили много моих советников, что были в совете Люмена годами. Я пожертвовала их ради моего блага. Это всегда тяготило меня. Но я получила урок, усвоила его, хоть мне и рассказывали раньше о том, что я – не один человек. Что я – страна, и мои действия всегда будут влиять не только на меня. После этого я пообещала себе больше себя так глупо или эгоистично не вести.
«Я завидую уверенности монархии», - сказала сенатор Анслет в Пудлвиле. Уверенность. Я никогда еще так не сомневалась в этом или в своей роли, как за те недели. Никогда, кроме прошлого дня.
Я пригладила платок. Джемма разглядывала меня.
- У меня вопрос, - сказала она. – Когда ты разбираешься в преступлении, ты винишь преступника или жертву?
- Это было не так просто, - сказала я. – Может, обычный человек может так думать, но ты знаешь, что мы с тобой не можем. Мы в ответе за свои действия, даже если их направлял кто-то другой. Это и есть роль монарха.
- Может, политически. Но лично ты, Мона, не была виновата. Виноват был он, ведь видел в тебе лишь средство. Приз. Скажи, ты честно веришь, что Ро поступил бы так же?
- Он мог, Джемма. Может, не специально, но я не могу рисковать, когда на носу важные дела, - и я не хотела думать, как это повлияет на Лиля. Я зажала переносицу. – Я просто… плоха в любви. Я знаю. Я не могу сосредоточиться. Я не могу принимать правильные решения.