Огонь изнутри

И еще дон Хуан сказал, что в момент смерти все человеческие существа входят в непознаваемое, и некоторые из них достигают третьего внимания, но всегда лишь на непродолжительное время и только для того, чтобы очистить пищу для Орла.

— Высшее свершение человеческого существа, — закончил дон Хуан, — достичь этого уровня, сохранив жизненную силу и не сделавшись бестелесным осознанием, которое, подобно мерцающей искорке, взлетает прямо к клюву Орла, чтобы быть им поглощенным.

Пока дон Хуан рассказывал, я не замечал ничего вокруг. Теперь обнаружилось, что Хенаро исчез, видимо, встал и куда-то ушел, а сам я склонился к камню, и дон Хуан, сидя рядом на корточках, мягко толкает меня за плечи вниз. Поддавшись, я лег на камень и закрыл глаза. С запада дул нежный ветерок.

— Только не засни, — произнес дон Хуан. — Ты ни в коем случае никогда не должен спать на этом камне.

Я сел. Внимательно на меня глядя, дон Хуан добавил:

— Просто расслабься. Пусть внутренний диалог замрет.

С абсолютно полным сосредоточением я следил за его словами. Вдруг что-то словно ударило меня изнутри. Это был испуг. Сперва я даже не знал, в чем дело. Я решил, что испытываю очередной приступ неверия. Но потом, как молния, меня пронзило: да ведь уже вечер! По моим ощущениям мы разговаривали на камне не больше часа. А прошел целый день!

Я вскочил. Я полностью отдавал себе отчет в чудовищности несоответствия, но что именно со мною происходит, тем не менее, понять не мог. Я только испытывал странное ощущение — тело жаждет убежать прочь. Дон Хуан прыгнул, обхватив меня, и мы вместе с ним скатились на мягкую землю. Дон Хуан держал меня крепко, я чувствовал себя зажатым в стальных тисках. Мне и в голову никогда не приходило, что он настолько силен.

Меня всего трясло, как в припадке эпилепсии. Руки метались вокруг, описывая самые невероятные траектории. И в то же время существовала некая отрешенная часть меня, которая даже с некоторым интересом созерцала, как вибрирует, извивается и подпрыгивает тело.

Наконец, спазмы прошли, и дон Хуан меня отпустил. Он тяжело дышал от напряжения. Он сказал, что теперь нам будет лучше взобраться обратно на камень и там посидеть, пока я окончательно не приду в себя.

Я не смог устоять перед соблазном задать свой обычный вопрос: что со мной произошло? Он объяснил, что, во время его рассказа я перешел определенную грань и неожиданно вошел очень глубоко в левостороннее осознание. Дон Хуан и Хенаро последовали туда за мной. А потом я точно так же внезапно оттуда вышел.

— Я как раз вовремя тебя поймал, — сообщил мне дон Хуан. — Иначе тебя вынесло бы прямехонько в твое нормальное состояние.

Я совершенно запутался. Он объяснил, что все мы втроем играли осознанием. В какой-то момент я, должно быть, испугался, и ускользнул от них.

— Хенаро — мастер осознания, — продолжал дон Хуан. — Сильвио Мануэль — мастер воли. В свое время их обоих безжалостно толкнули в неизвестное. Наш бенефактор поступил с ними точно так же, как с ним самим поступил его бенефактор. В некотором отношении Хенаро и Сильвио Мануэль очень похожи на древних видящих. Они знают, что они могут сделать, но их мало интересует то, как они это делают. Сегодня Хенаро воспользовался случаем, чтобы сдвинуть твою зону свечения осознания. В результате все мы вместе оказались в каких-то таинственных закоулках неизвестного.

Я умолял его рассказать, что происходило с нами в неизвестном.

Вдруг у самого своего уха я услышал:

— Ты должен сам это вспомнить.

Я был абсолютно уверен, что слышу голос видения, и потому совсем не испугался. Я даже не поддался побуждению оглянуться.

— Я — голос видения, и я говорю тебе, что ты — болван, — раздался тот же голос.

Затем послышался смешок.

Я обернулся. Позади меня сидел Хенаро. Я был настолько удивлен, что хохотал, наверное, даже несколько истеричнее, чем они.

— Ну что ж, темнеет, — сказал мне Хенаро. — Как я тебе уже обещал сегодня, нам предстоит нечто! На этом самом месте.

Тут в разговор вмешался дон Хуан:

— А может быть, хватит на сегодня? А то ведь наш дурачок может помереть со страху.

— Не-е, он — в порядке, — возразил Хенаро, потрепав меня по плечу.

— Ты бы все-таки у него самого спросил, — настаивал дон Хуан. — Он ведь и вправду такой дурачок, что может помереть со страху. Он сам тебе об этом скажет.

— Что, действительно? — подняв брови, обратился ко мне Хенаро. — Ты на самом деле такой дурачок?

Я промолчал. И от этого они в буквальном смысле покатились со смеху. Хенаро даже скатился на землю. Дон Хуан легко спрыгнул с камня и помог ему подняться на ноги. После этого Хенаро сказал дону Хуану, имея в виду меня:

— Попался! Он ведь никогда не скажет, что он — дурачок. Он для этого чересчур важен. А потом произойдет нечто такое, отчего его будет трясти. Он даже в штаны может наложить со страху. А все потому, что не признался, что он — дурачок.

Наблюдая за тем, как они смеются, я пришел к убеждению, что так радостно хохотать способны только индейцы. Но тут же я пришел к убеждению, что они злобствуют, и это видно невооруженным глазом. Ведь издевались они над не-индейцем.