Огонь изнутри

— Я не виню тебя. Видеть — значит обнажить внутреннюю сущность всего, созерцать неизвестное и бросить взгляд на непознаваемое. Поэтому видение — вещь весьма неутешительная. Обычно созерцание всей непостижимой сложности бытия приводит видящего в полную растерянность. Особенно же удручающе выглядит то, насколько ограниченность нашего обычного состояния осознания искажает и даже уродует истинную картину мира.

Тут дон Хуан в очередной раз напомнил мне, что мое сосредоточение должно быть полным, поскольку понимание имеет критическое значение, и что превыше всего новые видящие ценят глубокое осознание, не окрашенное никакими эмоциями.

— Вот, к примеру, — продолжал он, — в тот день, когда ты понял насчет своей и Ла Горды самозначительности, помнишь? На самом же деле ты ничего не понял. Это был всего лишь эмоциональный взрыв и только. Я утверждаю это с такой уверенностью потому, что уже на следующий день ты вновь оседлал своего любимого конька — самозначительность, как будто до тебя вообще ничего не дошло. С древними видящими произошло в точности то же самое. Они легко шли на поводу у эмоциональных реакций. Когда же дело доходило до понимания того, что они видели, они не могли сделать этого. Понимание требует трезвой уравновешенности, a не эмоциональности. Так что берегись того, кто готов рыдать от избытка чувств, когда ему кажется, что он осознал нечто важное. Ибо на самом деле он не понимает ровным счетом ничего.

— Путь знания таит в себе немыслимые опасности для того, кто пытается следовать по нему, не вооружившись трезвым пониманием, — продолжал дон Хуан. — Я намечаю порядок, в котором новые видящие расположили истины об осознании, чтобы он послужил тебе в качестве карты. Карты, которую ты должен будешь подтвердить своим видением, а не своими глазами.

Последовала долгая пауза. Он внимательно смотрел на меня, определенно ожидая вопроса.

— Все делают эту ошибку. Все думают, что видение осуществляется глазами, — произнес он. — Однако не следует удивляться тому, что после стольких лет ты так и не понял — видение не имеет отношения к функции глаз. Это нормально — делать такую ошибку.

— Так что же такое видение? — спросил я.

Дон Хуан ответил, что видение — это настройка. Я напомнил ему: не так давно он утверждал, что настройкой является восприятие. Он объяснил, что настройка тех эманаций, которые используются в повседневной жизни, даёт восприятие обычного мира, а настройка эманаций, которые обычно никогда не используются, есть видение. Когда происходит подобная настройка, человек видит. Видение, таким образом, будучи продуктом настройки, отличной от ординарной, не может быть чем-то, что есть просто смотрение.

По словам дона Хуана, я видел бесчисленное множество раз, однако мне ни разу не пришло в голову абстрагироваться от собственно зрения. Меня все время вводил в заблуждение сам термин «видение», а также описание этого явления.

— Когда видящий видит, то нечто как бы объясняет ему все, когда новая настройка имеет место, — продолжал дон Хуан. — Он слышит голос, говорящий ему на ухо, что есть что. Если голоса нет, то происходящее с видящим не является видением.

После непродолжительной паузы дон Хуан снова заговорил о голосе видения. Он отметил, что полагать, будто видение есть слышание — тоже ошибка, поскольку в действительности видение — нечто неизмеримо большее. Однако видящие выбрали звук в качестве критерия, позволяющего определить — имеет место новая настройка или нет.

Голос видения дон Хуан назвал вещью наиболее загадочной и необъяснимой.

— Лично я пришел к выводу, — сказал он, — что голос видения присущ только человеку. Только человек пользуется речью. Может быть, в этом дело. Древние видящие считали, что голос этот принадлежит некоторому сверхмогущественному существу, связанному с человечеством сокровенными и очень тесными узами. Они считали, что это существо — защитник человека. Новые видящие обнаружили, что это существо, которое они назвали матрицей человека, не имеет голоса. Для новых видящих голос видения — нечто совершенно непостижимое. Новые видящие говорят, что это свечение осознания и играет на эманациях Орла, как арфист играет на арфе.

Дать более подробные объяснения по данному вопросу дон Хуан наотрез отказался. Отказ свой он аргументировал тем, что по мере продолжения его объяснения мне все станет ясно.

Пока дон Хуан говорил, сосредоточение мое было настолько полным, что я даже не заметил, как мы сели за стол есть. И только когда дон Хуан замолчал, я заметил, что его тарелка жаркого уже почти пуста.

Хенаро смотрел на меня с лучезарной улыбкой. Моя тарелка стояла передо мной. И она тоже была пуста. И только остатки жаркого в ней говорили о том, что я, похоже, только что закончил есть.

Но я не помнил, как ел. Однако я не помнил и того, как подошел к столу и сел.

— Ну, как жаркое? Понравилось? — спросил у меня Хенаро, глядя куда-то вдаль.