Свечение осознания, созданное вогнутостью кокона, можно с полным правом назвать временно повышенным вниманием. Ведь эманации, которые оно выделяет и усиливает, расположены настолько близко к повседневно используемым эманациям, что изменение минимально. В то же время наблюдается значительное усиление способности понимать и сосредотачиваться, равно как впрочем и способности забывать. Я бы даже сказал, что способность забывать усиливается заметнее всех прочих. Видящие очень точно знали, как можно использовать такое изменение качества внимания. Они
— Почему человек должен забывать, — спросил я.
— Потому что эманации, обеспечивающие большую ясность, перестают быть выделенными, когда воин находится вне повышенного осознания, — ответил он. — Без их выделения, чтобы он не испытал и чему бы не был свидетелем исчезает.
Дон Хуан сказал, что одна из задач, которую новые видящие ставят перед своими учениками — заставить вспомнить. Для этого ученик должен самостоятельно добиться выделения и усиления соответствующих эманаций — тех, которые были задействованы в состоянии повышенного осознания.
Дон Хуан напомнил, как Хенаро неоднократно советовал мне научиться писать не карандашом, а кончиком пальца, чтобы не скапливались груды заметок. Дон Хуан объяснил, что в действительности Хенаро имел в виду, что во время моего нахождения в состояниях повышенного осознания, я должен задействовать некоторые из неиспользуемых ранее эманаций для хранения диалогов и опыта, и однажды вызвать всё это обратно, путём повторного выделения тех эманаций, которые были задействованы.
Затем дон Хуан рассказал мне, что состояние повышенного осознания
— Но это происходит в каких-то особых случаях, да, дон Хуан?
— Конечно. Это может произойти только с видящим. Никакой другой человек, да и вообще никакое другое живое существо никогда так не вспыхнет. Зато видящие, целенаправленно достигшие состояния абсолютного осознания — зрелище, в высшей степени достойное созерцания. Это момент, когда они сгорают изнутри. Огонь изнутри поглощает их, и в полном осознании они сплавляются с большими эманациями и скользят в вечность.
Мы провели в Соноре еще несколько дней, после чего я отвез дона Хуана в южную часть Мексики, где жил он и воины его команды.
Следующий после нашего приезда день выдался жарким и душным. Я чувствовал лень и какое-то раздражение. Несколько послеполуденных часов были самым неприятным временем в этом городке. Мы с доном Хуаном сидели в удобных креслах в большой комнате. Я сказал, что жизнь в мексиканской провинции не производит на меня благоприятного впечатления. Мне не нравилось чувство, которое безмолвие этого города заставляло меня испытывать. Единственным звуком, который я здесь слышал, были далекие вопли детей. Причем я никогда не мог определить — играют они или орут от боли.
— Находясь в этом городке, ты всегда пребываешь в состоянии повышенного осознания, — объяснил дон Хуан. — А это — совсем другое дело. Но в любом случае тебе необходимо привыкнуть к жизни в подобного рода городишке. Когда-нибудь тебе придется в таком поселиться.
— Но почему мне придется поселиться в подобном городке, дон Хуан?
— Я уже говорил: новые видящие стремятся к свободе. А свобода подразумевает вовлеченность в самые опустошающие вещи. И среди них — целенаправленный поиск перемен. Ты склонен жить так, как живешь. Ты стимулируешь рассудок, просматривая свою инвентаризацию и сравнивая ее с инвентаризациями своих друзей. Эти манипуляции оставляют тебе крайне мало времени на исследование самого себя и своей судьбы. Но когда-нибудь тебе придется все это бросить. Точно так же, как если бы всем, что тебе известно, был только лишь мертвый покой этого городка, тебе пришлось бы отправиться на поиски другой стороны медали.
— Это то, чем вы здесь занимаетесь, дон Хуан?