Огонь хранитель

— Приезжай сейчас же в институт, я тебя жду, — сказал он. — Шеф разрешил заниматься твоей шифровочкой после работы. Надо подготовить все материалы. На той неделе нам дадут машину на тридцать шесть часов…

— Только? — огорчился я. — А что мы успеем за это время?

Он так яростно засопел в трубку, что я торопливо добавил:

— Ну ладно, ладно, еду.

Институт находился за городом, километрах в сорока от Москвы. Прямо посреди сосновой рощи поднимались высокие корпуса, сверкая на солнце огромными окнами. И внутри все было новенькое, ультрасовременное. Я чувствовал себя не очень уютно в этом совершенно непонятном мне мире машин, окруженных защитными проволочными сетками, словно звери в зоопарке, приборов, занимающих целые комнаты, подмигивающих цветными лампочками пультов от пола до самого потолка.

А Мишка похаживал хозяином и по привычке «распускал павлиний хвост», как любил делать перед непосвященными:

— Чудо-машина, ее бы следовало назвать: «Смерть дуракам!» Моментально разоблачит и шпаргалочника в институте, и пройдоху-очковтирателя, и липового плановика, который все цифры берет с потолка…

Паренек в синем халате, с торчащей из кармашка логарифмической линейкой был, наоборот, очень немногословен.

— Виктор, колоссальный программист, — представил мне его Мишка Званцев.

А паренек уже невозмутимо склонился над копией найденного документа, машинально вытаскивая из кармашка свою логарифмическую линейку. Чем она ему тут может помочь?

Что происходило дальше, до сих пор как следует не понимаю и потому вряд ли смогу обстоятельно рассказать. Я вдруг снова почувствовал себя так же глупо, как и в тот момент, когда вытащил странный документ из-под земли. Михаил и Виктор о чем-то деловито рассуждали, но я почти ничего не понимал из их разговора. Алгоритм, статистические свойства текста, кодировка по таблицам случайного набора символов, энтропия, математическое ожидание и дисперсия — нет, они говорили явно на каком-то неведомом мне языке.

Я и не пытался уже вникать в их разговор, отзываясь только на вопросы, обращенные лично ко мне и к археологии. Они заменили каждую букву греческого алфавита цифрами. Обыкновенная греческая буква «альфа» приняла в результате этого совершенно чудовищный, по-моему, вид: 100 000. А «эпсилон» стал выглядеть как 100 101. Вот теперь, по-моему, документ был действительно надежно превращен в какую-то шифровку…

В общем о технологии всей подготовительной работы по расшифровке найденного документа я больше ничего говорить не буду: желающие (и способные в этом разобраться) смогут узнать все подробности из специальной статьи, которую Михаил и Виктор готовят сейчас для сборника, посвященного проблемам кибернетики.

Так они колдовали с цифрами вечерами всю неделю.

И Виктор, покачивая головой, несколько раз говорил мне:

— Очень мало текста, боюсь, ничего не выйдет. Повторяемость некоторых букв ничтожна. Если бы вы нам дали побольше текста…

Чудак! Я бы и сам хотел найти новые документы: пусть даже непонятные, на таком же загадочном языке. Но, кроме этого клочка папируса, у нас пока ничего не было.

Наконец наступил день, когда по распоряжению шефа, которого я так и не видел и даже имени не узнал, нашей группе № 15, как она, оказывается, официально уже именовалась, должны были по графику дать на тридцать шесть часов вычислительную машину. В зал, где она размещалась, меня не пустили.

— Все равно ничего не увидишь, а только будешь мешаться под ногами, — строго сказал мне Михаил.

И я на этот раз не осмелился с ним спорить, только заглянул в зал на машину через полуоткрытую дверь. Но не увидел ничего нового, кроме все тех же пультов с лампочками да загадочных приборов вдоль стен. А потом дверь закрылась, и я отправился домой ждать…

Не знаю, сколько прошло времени до следующего вечера, — вероятно, тридцать шесть не часов, а лет или, может, даже десятилетий. Я услышал Мишкины торопливые шаги и распахнул дверь раньше, чем он успел позвонить. Первым делом впился взглядом в его лицо. Оно было смущенным. Значит, все оказалось липой, очередной трепотней?

— Ну?

— Да дай ты мне раздеться! — сказал он, отпихивая меня в сторону и разматывая шарф. — Понимаешь, очень мало текста, Виктор был прав.

— Где она? — заорал я.

С явным смущением, так не похожим на него, Михаил положил передо мной листок, на котором было написано:

«Возьми …… по-ахейски „благовон“, выжми из нее …… и разбавь …… водой из ……

Добавь …… два ……. возьми …… пива …… одну, зарежь …… нацеди его …… в ту и …… и доверху …… разбавленным …… это размешивай …… не …… пена ……. три …… и …… заговор …… „Сарон, Калафон, …… И …… залпом ……“