Огонь любви, огонь разлуки

– Да, я играла в театре, пела немного, но… это были провинциальные спектакли и соответствующий репертуар. Оперу я не пела.

– А что же мне рассказывал этот старый аферист Клоссен?! Не поверите, он уверял, что вы известнейшая российская примадонна!

– Ах, месье Клоссен… – рассмеялась Софья. – Это все неправда. Он просто привлекает внимание к своей гостинице…

– Хороший способ, – одобрительно кивнула мадам Росси. – Скажите, София, ваш покровитель согласится оплачивать уроки вокала для вас?

– Не… не знаю. Вероятно, да… – При мысли о том, что ей придется просить у Мартемьянова денег, у Софьи мгновенно испортилось настроение. Мадам Росси почувствовала это и, придвинувшись ближе, доверительно сказала:

– Напрасно вы расстраиваетесь, cara mia[13]. Единственная польза от мужчин в том, что они оплачивают женские капризы. Ну и, разумеется, без них не сделаешь ребенка… к сожалению.

Это сожаление так явно было написано на смуглом, живом, большеротом лице мадам Росси, что Софья невольно рассмеялась и пообещала поговорить с «чудовищем». Итальянка радостно всплеснула руками и попросила Софью проследовать к роялю.

После того, как Софья спела по просьбе преподавательницы свой вчерашний романс, затем – арию Розины и напоследок – партию Амнерис из «Аиды», мадам Росси одобрительно покачала головой:

– Да, мне вчера не показалось… Великолепный диапазон, больше двух октав! Небольшая тремоляция в верхнем регистре, но это можно исправить… Нижние ноты загнаны в глубину, будем выводить… Кто вам ставил эти партии?

– Никто… – смутилась Софья. – Мадам Джеллини… то есть Росси… Я в этом году первый раз за границей и в оперу тоже попала впервые… Все, что я знаю, мне или пела Анна, или я слышала сама в театрах.

– То есть вы хотите сказать, что запомнили арию Амнерис, одиножды прослушав ее в «Гранд-опера»?!

– Дважды, – поправила Софья. – Я слушала «Аиду» два раза, и вот…

– Cara mia, вы с каждой минутой все больше меня поражаете, – сообщила мадам Росси. – Вам непременно надо приехать в Неаполь, непременно! Хотите, я сама буду просить об этом вашего покровителя?

– О, нет, не стоит! – При мысли об этом Софье стало дурно. – Я все сделаю сама. Он иногда бывает… непредсказуем.

– О, мадонна, бедная девочка… – Мадам Росси участливо потрепала Софью по руке. – Allora, я полагаю, что ваше положение мы сможем исправить…

– Каким же образом? – Софье стало смешно. Но мадам Росси, напротив, приобрела крайне серьезный вид.

– София, вам ведь приходилось уже вести независимую жизнь?

– Да, и крайне нищую…

– Обещаю, что более вы такой жизни вести не будете. У вас редкий талант, хотя вы и сами этого не понимаете. У вас великолепная красота, magnifica[14]! Вас ждет блистательная карьера – с моей помощью и при условии, что вы станете стараться. Очень скоро вы сами будете содержать себя и сможете отказаться от покровительства этого… м-м… варвара.

Как ни пыталась Софья сделать вид, что полностью верит заманчивым обещаниям, все-таки что-то скептическое, наверное, проскользнуло в ее лице, потому что мадам Росси нахмурилась. Но лишь на мгновение. В следующую минуту она уже заговорщицки улыбнулась, наклонилась вплотную к Софье и поведала:

– Вот вы не верите, bambina mia[15], а я клянусь святым Дженаро: никогда в жизни не видела под окнами этого старого жулика Клоссена таких толп народу! В Париже знают толк в опере, уверяю вас! Ну, так что же? Как говорят у вас в России – на руках?

– По рукам, – поправила Софья. – Благодарю, мадам Росси. Завтра я извещу вас о своем решении.

Мартемьянов появился в гостинице к вечеру, уставший, но в сносном настроении: к радости Софьи, уверенной, что после их ночного разговора Федор, как всегда, будет злее черта. Софья, целый день думавшая о предложении мадам Росси и даже обсудившая его с Марфой, уже давшей добро на переезд в Неаполь, так и не приняла еще решения. Да и глупо было что-то решать, зная, что последнее слово все равно останется за Мартемьяновым. Когда он вошел в комнату, Софья как раз сидела за роялем и наигрывала какую-то канцону, в который раз спрашивая саму себя, хочется ли ей вовсе ехать в Италию? Восторги бывшей гувернантки ничуть ее не воодушевили, она знала, что подняться до высоты итальянского бельканто не сможет никогда, и подозревала, что это предложение мадам Росси сделала под влиянием не столько Софьиного неземного голоса, сколько мыслей о богатстве ее покровителя, который станет оплачивать занятия.

– В ресторан-то спустимся, матушка? – От знакомого низкого голоса, внезапно раздавшегося за спиной, Софья вздрогнула и сфальшивила в аккомпанементе. – Нехай лягушатники увидят, что я тебя вчерась ночью не придушил, как этот твой Ателла…

– Что ж так пугаешь, Федор Пантелеевич? – упрекнула Софья, вставая ему навстречу. – И как тебе удается так ходить? Как кот по крыше, услышать нельзя…

– Да много чему выучиться-то пришлось… Чего делала целый день? Нешто так с роялью в обнимку и сидела?

Софья вздохнула как можно глубже, прямо посмотрела в лицо Мартемьянова и выпалила:

– Федор Пантелеевич, у меня просьба к тебе.