Огонь луны

Лоретта не знала, ликовать ей или завидовать. Мэгги Чемберлен приглашена в Америку! Это же абсурд! У этого ребенка нет ни театрального опыта, ни уж тем более таланта.

Лоретта задумчиво сложила газету и отложила ее в сторону. С другой стороны, нельзя же от нее вечно скрывать, что Риви жив. Скоро он вернется в Сидней и наверстает упущенное. А тут еще и растущая одержимость Дункана этой сучкой. Лоретту это всерьез беспокоило: Дункан был почти так же богат и почти так же могуществен, как и Риви. И если уж Риви ей не вернуть, тем более она хотела заполучить Дункана.

Лоретта откинулась на стуле, когда в столовую ее маленького городского дома вошла горничная, чтобы убрать со стола тарелки. На губах Лоретты появилась улыбка. В данных обстоятельствах гастроли Мэгги по Америке были самым лучшим, что могло бы сыграть ей на руку.

В эту минуту в комнату вошел Дункан; на нем были брюки и элегантная рубашка, которую он надевал вчера в театр. Пиджака она не увидела.

— Доброе утро, Лоретта, — мрачно сказал он.

«В постели он намного приятнее», — раздраженно подумала Лоретта, но тем не менее улыбнулась.

— Доброе утро, дорогой.

Дункан бросил на нее осторожный и насмешливый взгляд. Хотя они уже много лет были друзьями, но вряд ли дошли до той стадии, когда Лоретта могла бы обращаться к нему с нежностью.

— Дай-ка взглянуть, что пишут в газетах, — сказал он, когда горничная поставила перед ним тарелку с яичницей, колбасой и лепешками.

Лоретта понимала, что бесполезно скрывать от него новости о том, что Мэгги приглашена на гастроли в Америку. Она лишь надеялась, что это не подтолкнет его к новому сумасбродству. Тихо вздохнув, она протянула ему «Сидней Тайме».

Дункан развернул газету на разделе «Театры», и Лоретта затаила дыхание. Она с беспомощным любопытством наблюдала, как краска сбежала с его лица, а скулы резко обозначились. Он выругался и швырнул газету через плечо. Лоретта вздрогнула.

— Мать их так, черт возьми! — зарычал он.

Лоретта вздохнула.

— Дункан, теперь…

— Эта дурочка! — завопил Дункан, так резко встав со стула, что тот опрокинулся и чуть было не ударил горничную, которая пыталась собрать разбросанные по полу газетные листки. — Мне так и хочется пойти в театр и выволочь ее за волосы!

Призвав на помощь многолетнюю практику и опыт, Лоретта изобразила сладкую улыбку.

— Успокойся, пожалуйста, Дункан. Прежде чем уехать, Мэгги придется отыграть пьесу здесь, а это займет недели.

Красный от воротничка до кончиков волос, с горящими зелеными глазами, Дункан поднял стул, бросив на дрожащую горничную сердитый взгляд, и тяжело опустился на него.

— У нее хватит ума сесть на первый же пароход, Лоретта. И тебе это известно!

— А что в этом такого ужасного? — дрожащим голоском спросила Лоретта. — В конце концов, Дункан, у тебя есть я.

Дункан бросил на нее раздраженный взгляд и принялся за еду, сердито глядя вдаль, пока пережевывал свой завтрак. Лоретта понимала, что он строит какие-то планы, и это ее беспокоило.

— Дункан, — тихо сказала она, — женись на мне.

Дункан перестал жевать, а его вилка застыла на полпути. Он с изумлением уставился на Лоретту.

— Жениться на. тебе? Черт возьми, Лоретта, я же тебе тысячу раз говорил: я собираюсь жениться на Мэгги!

Ну хватит! Лоретта вскочила, жаркая краска бросилась ей в лицо, а глаза источали черный яд.

— Ты ведь не с Мэгги спишь последние несколько недель, не так ли?

Дункан швырнул салфетку на тарелку и встал.

— Что очень жаль, — парировал он, а потом повернулся и выбежал из столовой.

Лоретта крепко зажмурилась, когда услышала, как хлопнула входная дверь.

Мэгги не очень-то хотелось отправляться в Америку — все походило, скорее, на поворот судьбы. Филип и Сэмюэл, разумеется, оба поедут с ней, а это значит, что у нее по крайней мере будут друзья. Стоя посреди спальни Риви, она положила руки на живот. Ребенок будет ее семьей.

Она как раз одевалась, готовясь к очередному длинному репетиционному дню, когда дверь со скрипом отворилась, и в комнату пробралась Элизабет. Теперь, когда Риви не стало, ребенок был более чем когда-либо подавлен, и Мэгги испытывала угрызения совести при мысли о том, что покидает ее.

Глядя на Мэгги огромными печальными сине-зелеными глазами, Элизабет подошла к ней. Протянув ей ярко-красное яблоко и одну из карточек алфавита Коры, она отчетливо произнесла:

— Яблоко.

Мэгги, разинув от удивления рот, уселась на край кровати. Слезы выступили у нее на глазах, и она протянула к девочке руки.

— Элизабет… — сказала она, когда ребенок забрался к ней на колени и с молчаливым отчаянием прижался к ней. — Элизабет.

Элизабет заплакала.

— Папа, — рыдала она. — Папа, папа!

Мэгги обняла ребенка.

— Я знаю, — сказала она. — Я тоже скучаю по нему.

Элизабет запрокинула голову и маленьким пальчиком дотронулась до слезинки на щеке Мэгги. Она больше не разговаривала, но выражение ее лица говорило лучше всяких слов. Она каким-то образом почувствовала, что та скоро навсегда уедет из Австралии, и попросила ее не уезжать.

— Я ведь не из этого дома, — печально сказала Мэгги, моля Бога, чтобы девочка поняла ее. Мне нужно ехать.