Огонь на поражение (Атомный шантаж)

Объединившись, террористы слаженно двинулись к выходу. И в это время из толпы вдруг вылетел зацепившийся за чью-то ногу и потерявший равновесие художник. Он приземлился на руки двоих боевиков, которые успели его вовремя заметить и подхватить.

- Спасибо,- художник посмотрел на поддержавших его людей, и его лицо перекосилось. Когда он падал, то даже не знал, куда летит. А теперь решил, что лучше бы упал куда-нибудь в другое место.

- Разглядел,- боевики были кратки. Уточнив ситуацию одним словом, они забросили бедолагу внутрь своего круга и снова замкнули кольцо.

На улице шестерых заложников разделили на две части - в первую машину запихнули посла, журналистку и художника, а во второй оказались переводчица, мэр и референт посла. Боевики тоже разделись на две машины, тонированные стекла были подняты, и машины отъехали от выставки.

А в здании продолжалась паника - народ носился взад-вперед, крича, сталкиваясь и падая. Пока кто-то взял себя в руки и нашел телефон, чтобы позвонить в милицию, драгоценное время было уже упущено. Иномарки давно миновали кордоны, а введенный в городе план "Перехват" не принес никаких результатов. И преступники, и их жертвы словно сквозь землю провалились.

4.

Вторая тройка бойцов Гриценко пребывала в радостном возбуждении наконец-то и им досталось настоящее дело. А то они уже год, как выпустились, а все серьезные дела достаются первому выпуску, как уже проверенным в деле. А теперь надо освобождить заложников. Эта работа намного интересней охраны президента, которой они занимались последнее время. С охраной справятся даже пятиклашки (конечно те, кто закончил четыре класса у Гриценко, а не в обычной школе), а их, выпускников, готовили совсем для другого.

Было лишь одно "но", которое смущало всю тройку. Гриценко запретил им убивать, всех террористов на базе надо было взять живьем, да чтоб при этом не пострадали заложники. Хорошо, что для основной операции Институт получил неограниченные полномочия. Когда тройка с прикрепленными к ней техниками прилетела в Казань, там их уже ждали материалы аэрофотосъемки, проведенной военными. План базы был как на ладони. Но где прячут заложников?

Ира, старшая тройки, засела с аналитиками разрабатывать план операции. А Ен и Сон, другие бойцы тройки, занялись проверкой оружия. В такой ситуации, когда врага нельзя убивать, любая осечка может обернуться смертельной опасностью для бойцов.

На базе "Поворота" и не подозревали, что их местонахождение уже вычислили, без труда отследив "Хаммеры", и от свободной жизни остались считанные часы. Уж больно тоненькими были ниточки, не оборванные после подготовки к захвату подлодки, чтобы по ним кто-нибудь нашел то место, где находится клубок. Поэтому жизнь шла своим чередом. У Семена не хватало людей, чтобы обеспечить нормальное охранение базы, но он постарался сделать это как можно лучше. Сам он и Петро, опять ставший исполняющим обязанности заместителя командира базы, не принимали участия в охране, решая общие вопросы жизнедеятельности базы. А остальные двенадцать оставленных Северовым для охраны человек были разбиты на две смены по три пары в каждой. Каждая смена дежурила по восемь часов на трех постах: на охране заложников, въездных воротах и в штабе, меняя эти посты по кругу.

План по освобождению заложников, составленный людьми Гриценко, и предполагал, что террористов на базе осталось мало. И, если захватывать базу ночью, то все свободные от охраны будут скорей всего спать. Договорившись с техниками о начале операции в четыре часа ночи, Ира приказала им обсудить с милицией вопрос о взаимодействии, поскольку в работу тройки не входила задача по перетаскиванию всех пленненых до ближайшего отделения внутренних дел, а сама отдала приказ по тройке ложиться спать. Балагур Ен съюморил, сказав, что, кто ходит в гости по утрам, тот спать ложится днем. Но в этот раз его товарищи, не склонные, как он, воспринимать жизнь как сплошную шутку природы, даже не улыбнулись - впереди у них была работа, и они меньше всего хотели подвести Гриценко. Сделав кувырок через голову с приземлением на спальник, Ен показал язык уже засыпающим Сону и Ире и через минуту тоже уснул. Ведь он не хуже других понимал всю серьезность операции. Но серьезным быть совсем не умел. Поэтому на занятиях, когда не надо было отвечать на вопросы, он чаще всего молчал.