…А я вспоминаю Сашку. В детстве он был сутулый, носатый, большеглазый и невероятно худой. Родители разошлись, когда ему было года три. Да, была еще сестренка, Инка. И жили они впятером – с бабушкой и дедушкой – в двух комнатах коммуналки. С перебранками, скандалами, нищетой, дрянной одеждой, вечным картофельным супом, Инкиными выкрутасами, что начались у девки лет уже с четырнадцати… А Сашка рос драчливым, вспыльчивым, язвительным – за это ему и нос свернули в драке; и притом – порядочным, пунктуальным и поразительно (особенно на нашем-то фоне!) настойчивым в учебе. Во всем, что касалось физики и математики талантом был непревзойденным: на любой контрольной за семь минут решал свой вариант, а потом, в порядке поступления – все остальные. Для всего класса.
Благосостоятельным, если можно так выразиться, он стал года четыре назад:
Инка вышла замуж и вместе с мужем и мамашей уехала; дед с бабушкой – померли.
Какой-то «Обмен-инвест» махнул две Сашкины коммунальные комнаты на двадцатидвухметровую «хрущебу» с излишествами в виде почти трехметрового потолка и раздельного санузла…
А нормально жить он начал только два года как: пошли заказы на нестандартные компьютерные программы от банков, СП; заказчикам они обходились на порядок дешевле, а по качеству были на два порядка выше «зарубежных аналогов».
И с девками он был – вспыльчивый и беззащитный: они то обирали его до нитки, то изводили скандалами, то доставали почти материнскими заботами…
Пожалуй, у него была странная жизнь, но это была его жизнь, и он ее такую любил…
Теперь его нет. И квадратномордая сволочь напротив рассуждает о том, полезный или вредный был этот индивид…
– …Нельзя не согласиться. Нет? – Крепыш завершил речь и смотрит на меня выжидательно. Морщусь, пытаясь выдать горький колючий комок в горле за боль в плече… – Ну да это все моралистка, – продолжает он. – Регента я застрелил, так сказать, ситуативно. Чтобы у тебя не возникло сомнений: я готов действовать самым коротким путем. Без выкрутасов. И предлагаю тебе или жить, или умереть.
Иначе говоря, мне нужен «ключ». Досье.
Сидит он далековато. Не достать. Рука раненая хоть и болит, но работает исправно. Вторая, прикованная «кандалами» к ручке кресла, имеет «минимальную степень свободы», впрочем, вполне достаточную, но не при таких обстоятельствах. Значит, обстоятельства нужно менять. Но как?..Физически крепыш никак не слабее меня и хорошо подготовлен. В руке – пистолет. Сидит расслабленно, ничего не опасаясь. Действительно, чего ему опасаться? Или – кого?
Чего или кого ему опасаться?! Думай!
– У тебя, Дронов, только два выхода: жить или сдохнуть. У меня – тоже два.
В первом случае, если ты откажешься назвать «ключ», я останусь жить и, даже не сомневайся, жить буду очень хорошо. Очень. Естественно, не в этой стране. И денег у меня будет столько, сколько не зарабатывает тысяча этих законников-американцев за всю свою говенную жизнь. И девок будет сколько угодно, и яхты, и машины… А ты в это время будешь гнить. Как навозная куча. Приятная перспектива?
– Кому как…
Крепыш гогочет, встает, подходит к столу с компьютером, берет бутылку с надписью «коньяк», отхлебывает, морщится:
– Дрянь какая… – Делает еще глоток, длинный. – Ну да будем считать, что мы в полевых условиях… Так что, Дронов, увлекает тебя мой «проигрышный вариант»?
– Нет.
– Вот и меня тоже. Хотя миллионы людей многое дали бы за то, чтобы пожить такой жизнью, какую я только что описал. Но я – человек действия. Ты, полагаю, тоже. Но не тебе выбирать. Выпьешь?..
Одна мысль о том, что придется касаться губами бутылки, из которой отхлебывала эта мразь, вызывает тошноту.
Молчу, прикрыв глаза.
– Вот тебе другой вариант. Выигрышный. И для тебя, и для меня. Ты отдаешь мне и «ключ» и Досье. Парень ты башковитый, догадался уже, что оно значит. Вот и славно. Отдаешь, и тогда…
– Ты меня убиваешь.
– Зачем? Я просто хочу, чтобы ты убрался из моей страны. На тех самых условиях, которые я обрисовал для себя как «проигрышный вариант».
– Сколько?
– Ха-ха-ха… А все-таки я не ошибся. И – Марик не ошибся… Только я опередил его! Дронов, я хочу четко дать понять: тебе этими документами воспользоваться не удастся. И власти они тебе не дадут. А мне – дадут. Улавливаешь разницу? – Крепыш снова рассмеялся. – А ведь я понял, по-о-онял, что этот «жмурик» тебе до такой же фени, как и мне… Как точно выразился ихний сатирик: «У людей большое горе, они хотят поторговаться…» Торговаться Марик мастак, не я. Тем более что времени уже нет. Совсем.
«На земле – мое время… В воздухе – не мое…» Что же это значит?..
Торг… Время – деньги… На земле – мои деньги?..
– Так что мое предложение следующее: ты получаешь полмиллиона долларов, сейчас! – Крепыш двигает ногой небольшой чемодан, похожий на докторский саквояж, раскрывает. Ровными пачками уложены стодолларовые купюры.
– Заметь, все «бабки» чистые, ровно полмиллиона, и ни одного повторяющегося номера! Ни одного! Подобрать такую сумму было не так просто! Оценил?