Генка взял сверкающий цилиндрик, присел на корточки перед своим агрегатом, взял из инструментального ящика разводной ключ, покряхтел, оглянулся на бригадира: дескать, это не я виноват, что детали запоздали, надвинул поглубже истрепанный берет и принялся за работу.
— Вот и зайцу хвост подлиннее, — заметил Рыжов, видно, не очень симпатизирующий этой затее. — На почве мира и дружбы сейчас Мошкара принесет какую-либо загогулинку, и будет у нас агрегат пхай-пхай.
— Жорка принесет, — усмехнулся Гриша Погасян. — Совсем скоро.
Павлов осуждающе качнул головой, ну, что за манера, пусть все будет неожиданностью. Но вон топает Жорка Тихий с каким-то мешком в руке. Подошел, молча осмотрел агрегат и Генку за работой, сунул обе руки в мешок и долго что-то там мацал, будто не мог подцепить половчее что-то живое и вертлявое. Вынул, привзвесил на обеих ладонях, произнес единственное слово:
— Болванка.
— Теперь все, — сообщил Генка, выпрямляясь и забирая из рук Тихого увесистую деталь. — Через пять минут можно пускать на полную мощность и с гарантией.
— Жаль! — указал Павлов на часы.
До начала смены оставалось три минуты. А надо еще переодеться. И все, кроме Генки, пошли в раздевалку. Захар Корнеевич, все же начальство, ненормированный день, на минутку задержался, осмотрел все вокруг агрегата, посмотрел на Стрельцова, что-то очень уж подозрительно равнодушного. Подумал сожалеюще: «Видно, судьба. Виктор-Миктор куда ни шло, с директорским обормотом шляться не позволю…»
У двери в бытовку Игорь Рыжов остановился, выждал, пока Ступак закроет дверь конторки, и вернулся. Подошел к вагону-котлу, на котором Стрельцов приваривал большой кронштейн, крикнул бодро:
— Ва-ань, поговорить надо.
Стрельцов снял с головы защитную маску, положил в нее рукавицы, повесил электродержатель так, чтоб не коснулся металла, оглядел сверху пролет и начал спускаться по стремянке.
— Первое и самое важное, — начал Рыжов, не дожидаясь, пока Стрельцов спустится. — Надо тебе посмотреть журнал в штабе. Там такого понарисовали, хоть полундру пой…
— Ну что? — кивнул Стрельцов на Генкин агрегат.
— Поди сам посмотри, не барин.
— А потом скажут: «Стрельцов придумал на погибель рабочему классу и во вред производству».
— Кто скажет?
— Найдутся. А так: сам товарищ Носач старается, никому и никакой опасности.
— Что говорить, — усмехнулся Рыжов. — А я-то думал, чего ты сторонишься. Ну, ладненько, я все ж насчет штабного журнала.
— А там что?
— Егор Тушков оскорбил дежурного по штабу. Танюшка… прости, пожалуйста, тоже с ним. Нехорошо. Позвони папаше. Нет, я не настаиваю, но будет хуже, когда мы его в лапти обуем. Я лично терпеть не намерен. Или хватит таких картинок, или я в дружину не явлюсь.
— Там без моих звонков пыль столбом, — вздохнул Стрельцов. — Я позвоню, конечно, но мало что изменится. И в дружину, если подневольно, не ходи. Одним меньше, одним больше… Откуда Егора взяли?
— Из «Спорта». Ты вот как давай, ты иди и позвони папеньке, а потом, что он там скажет, будем курс определять.
— Хорошо, — согласно кивнул Стрельцов. — Но вот что, брат… Я не гадалка, но говорю наперед: мама-папа ему не указ. И еще: не будет папа ввязываться ни при каких обстоятельствах.
— Чушь какая-то, — развел руками Рыжов. — Не родной, что ли?
— Родной. Но вырос. Поздно хватились. Но если бы нам удалось, если бы… ну, сам понимаешь, не для Егора, для директора было бы лучше. Директор, он… как бы тебе сказать… Ну, да ладно! — и направился в сторону табельной.
Табельщица уступила Стрельцову место за своим маленьким столиком, начала что-то приводить в порядок, но Иван попросил:
— Галя, давай я один тут побуду. Я ничего не трону. Минут пять. Погуляй. Да. Привет тебе, — и улыбнулся, увидав, как Галка зарделась. Даже не спросила от кого — скорей краснеть. Это хорошо. Счастливый Мишка. Все понятно и здорово. Ну, да ладно.
Директор отозвался сразу. Но когда Иван назвал себя, переспросил:
— Кто-кто?
— Начальник штаба заводской народной дружины Стрельцов.
— Ах да! Ну и что вы мне хотели сказать?
Понятно. Дома все известно.
— Как нам быть? — мягко спросил Иван. Но сам по себе вопрос был щекотливый.
— Вам? — опять переспросил Владимир Васильевич. — Право, не могу ничего посоветовать.
«Что ж ты не спросил: о чем я? Попался, умный ты человек». Но не злорадствовал Стрельцов, искренне сочувствовал отцу. Просто отцу, а не директору. Впрочем, если бы этот отец не был директором, проблема решалась бы по-иному.
— Владимир Васильевич. Пожалуйста, не подумайте, что мне все это нравится, — ровным голосом и отчетливо произнося каждое слово, продолжал Стрельцов. — Вы должны понять сложность этой ситуации. Не допущу я, чтоб народная дружина… вы понимаете — народная! — признала неуязвимость вашего сына. Это было бы очень плохо.
Долго сопел в трубку директор. Иван представил, как наливается багровым цветом его бычья шея, как уходят маленькие глаза под тяжелые надбровья, а огромные руки сжимают телефонную трубку.
— Поступайте, как велит вам… инструкция.
— Инструкции пишутся для живых людей, Владимир Васильевич. Не обижайтесь, но…