Огонь неугасимый

— Иди-ка своим путем, нечего приставать, — услышал в ответ знакомый голос. Удивился. Зойка. Ей-то с чего лужи мутить? Мама какая-никакая, в рот спиртного сроду не брала, неужели у той толстой ведьмы профессиональную науку успела перенять? Но голос нормальный, трезвый. Правда, сердитый. Подошел, осветил Зойку, огромную лужу от края до края дороги, спросил недоуменно:

— Ты что — щучат мутишь или мелиорацией решила заняться?

— Тебе сказано: топай! — И все же пояснила немного мягче: — Обронила. Деньги. Первую получку. Сто раз ее всю перещупала, а она, черт ее мерил бы, прорва чертова… — И всхлипнула. Сложила руки ковшиком и подула в них, как зимой.

— Давай вместе искать, — предложил Иван, хотя понял: дело это безнадежное. — Денежки-то как — прямо без ничего или как?

— В кошелечке-э, — и вовсе расстроилась Зоя. — Да не свети ты мне в лицо! — и вдруг яростно, по-футбольному пнула лужу ногой. — Первая получка-а! Д-ды-ы… Полные сапоги начерпала. Да не свети ты!

— Не злись, я ради дела, — спокойно объяснил Иван. — Уклончик тут. Небольшой, но есть. Если вон там проковырять сток, больше половины уйдет на склад. Ну-ка! — и, скользнув желтым пятном света по дощатому забору, отдал фонарь Зойке, рванул доску, повертел ее в руках, примериваясь, принялся прорубать сток, разбрызгивая воду и грязь.

— Свети, не то вместо спуска нефтяную скважину пробью. Во работка, кому ни скажи. Не что-то там, деньги добываем…

Воды в луже почти не убавилось, но Иван разогрелся и принялся шарить по ней без опаски.

Зоя, тоже малость согревшись, зашла с другой стороны. Но ей мешал фонарик.

— Ты свети, свети, не то я твой кошелечек меж пальцев процежу.

— Клеенчатый, полосатенький такой, — опять озябла девчонка. — Шла, все время цел был. А тут прыгнула… дура. Разве ее перепрыгнешь. — И села на бережок, утратив остатки надежды…

— А если пусть его? — сдался Стрельцов, окончательно убедившись, что в такой кисельной мешанине не то что кошелечек — чемодан с кошелечками не отыщешь. Грязь, комья, булыжники. — Придем как-нибудь по весне, а тут деревце. Такое, знаешь, как у того деда с бабкой из сказочки. На дереве листики-веточки, а на веточках кошелечки с получками. Сколько было-то?

— Один…

— Денег сколько было?

— Сорок семь.

— Жалко! — с новой энергией сунулся в лужу. Мутил, цедил меж пальцев липкую вонючую грязь, приговаривал речитативом. — Ох, сорок сороков, сорок мучеников… Бульдозером тут надо, землесосом… Ты давай хоть по берегу прыгай, окоченеешь вовсе. Э-э-э, так не годится! Огребешь какой-нибудь грипп или эту, как ее! Да не ершись! — И, взяв обе Зойкины руки, принялся так энергично растирать ладони, будто ей грозила сиюминутная смерть.

— Да больно же! — отстранилась Зойка. Сунула руки под мышки, как это делают возчики в дальнем зимнем извозе, и вдруг поспешно принялась искать что-то у себя на животе. Вскрикнула громко и радостно:

— Вот он, вот он!

— Ты что? Проглотила? Что там? — опять сунулся к ней Иван.

— Вот он, кошелечек! — притопывая от радости, придерживая левой и прихлопывая правой рукой, уточнила Зоя. — Ну, был тут, а когда прыгнула — он сюда. Скользкий…

— Дай-ка я! — сунул было Иван руку к Зойке за пазуху.

— Ты что? — отпрянула девчонка. — Вот он. Полосатенький. С кнопочкой. Непромокаемый. У-у, холера! — и, неловко подгибая ноги, начала опускаться не на бережок, а прямо в лужу. Подхватил Иван Зойку, прислонил к забору. Нет, сползает. Совсем обессилела. И озябла тоже. Что с ней делать теперь?

— Давай на закорки возьму, — предложил не очень реальное.

— А иди ты! Д-д-ды-ы-ы. Ноги-и-и. Околенели-и. Не могу-у.

— От напасть! — Иван взял Зойку левой рукой в охапку, правой уцепился за столбик забора, качнул на себя, повалил все звено, посадил девчонку на доски, встал на колени и принялся стаскивать с нее сапоги. Вытряхнул из сапог тягучую жижу, стащил сбившиеся портянки и носки, отжал, сунул Зойке в руки. — Обувайся, что ли! Я этими делами не люблю… Да ты хоть ногу держи по-живому, чего она у тебя то гнется, то мотается?

А в общем-то не октябрь. Пока то де се, дождик утихомирился. Тучи раскидало. Потеплело. Даже в одной рубашке Ивана не так чтоб очень пробирало. Зойка тоже согрелась. На перекрестке сбросила с плеч Иванову куртку, произнесла ровным нормальным голосом:

— Спасибо, Вань. Не велики деньги, но у нас и того нет. Спасибо. Хочешь — зайдем. Мама не спит.

— Молится? — брякнул Стрельцов.

— Она теперь к ним не ходит и дома бросила.

— В другой раз.

Вот он — другой раз. Сама догнала. И если пригласит, чего не зайти. А что тут такого?

— Кошелечек теперь где прячешь? — полюбопытствовал Иван.

— Ты знаешь, что наш бригадир про вас говорит? — не услышала Зоя игривого вопроса. — Они, говорит, за ради славы всех под откос пустят. Если им намордник не накинут, они всех нас на тариф посадят.

— Дурак он? Или дуракам басни баит? — рассердился Стрельцов. Но и опять вспомнил безбрежную лужу у складского забора, задал и вовсе щекотливый вопрос: — Небось ни разу и не вспомнила, как я тебя обувал?