Огонь, пепел и ветер

Очень молодой, наверно даже младше, чем был сам Кир сейчас. С прилипшей ко лбу светлой прядью волос, с дрожащими губами. В воздухе возле него висел кинжал. Отец мог бы просто заколоть бедолагу, уже лежавшего в крови у его ног, но ему всегда нравилось чувствовать себя умней других и глядя в глаза жертве, жестоко ухмыляясь, он выложил ему весь свой план: то, как он познакомился сперва с дочерью верховного шамана, затем и с ним самим, как задумал провернуть все так, чтобы выставить себя героем, как предал и своих и чужих. Запечатление вышло совсем коротким. Закончилось оно тем, как блеснуло острие кинжала и все вокруг залило алой пеленой.

Киру казалось, что пол качнулся, уходя у него из под ног.

— В пьесах, перед тем, как попытаться убить героя, злодей всегда раскрывает весь свой замысел. Кто бы мог подумать, что так бывает и в жизни, — покачал головой Тару. — Как считаете, что будет если это запечатление случайно попадет в какой-нибудь вещательный салон. Представляете, какой скандал разразится? Вы будете опозорены, вашу матушку перестанут принимать в благородных домах, даже вашего отчима и сводную сестру это неминуемо заденет. Что скажете теперь, генерал Аверин? Согласны ли вы мне помочь в том щекотливом деле о котором я вам говорил?

Отвернувшись от него, Кир согнулся, опираясь на спинку скамьи. Его мутило, внутри живота, что-то двигалось. Он прижал ладонь к губам, его тошнило.

— Не думал, что вы такой нежный, — покачал головой Тару. — Вот держите.

Он протянул ему платок, но Кир отмахнулся. Он все еще стоял к Тару спиной и тот не видел, как из его приоткрытых губ выскользнул небольшой, не крупнее ногтя, железный шар и повис в воздухе.

Кир был железным колдуном, но с тех пор, как стал гласом дракона-императора у него почти не было возможности использовать свой дар. Отчего-то все всегда считали, что опасность представляют мечи, кинжалы или хотя бы иглы. Киру это было только на руку. Он давно приноровился использовать свое тело, как вместилище. Иногда это было не очень удобно и даже болезненно, но в таких случаях выручало. Тару не даром назначил им встречу именно в этом месте, Кир никогда бы не посмел принести в зал Верхней ложи оружие и тот об этом знал.

Он вытер лицо собственным платком. Железный шарик взлетел над его головой. Тару его заметил.

— Что это вы…

Он не успел договорить, как шар метнулся в его сторону. Тару отшатнулся назад и упал на спину. Шар завис на расстоянии пальца от его широко распахнутого глаза.

Теперь настала очередь Кира смотреть на него сверху вниз.

— Как думаете, что будет если шар через глазницу попадет внутрь черепа? Можете не щуриться, это вам никак не поможет.

— Генерал Аверин, вы не сможете отсюда выйти. Вы в западне, вас найдут вместе с моим телом и тогда…

— Тогда вы будете уже возле семи сестер, взвешивающих ваше сердце и печень на медных весах, чтобы понять, чего в вас больше злодеяний или добродетели и вам будет все равно на то, что будет со мной, и как я поступлю с вашим телом и выберусь отсюда.

Тару тяжело сглотнул, продолжая щуриться. Подойдя к нему, Кир нагнулся и вырвал из его пальцев медальон.

— Это запечатление перенесено на несколько других кристаллов, все они спрятаны в надежных местах и если со мной, что-то случится, то доверенные люди…

— Разбегутся в разные стороны и присягнут тому, кто больше заплатит, — подсказал Кир.

Мгновение он разглядывал блестевший в свете свечей медальон с розовым кристаллом, а затем убрал его в кошель, висевший на поясе. На обратном пути, скинет его в море, соленая вода быстро разъест кристалл и сделает его непригодным.

— Кажется, мы оба с вами оказались в безвыходном положении, — заметил Кир.

— Похоже на то, — грустно отозвался Тару.

Он едва заметно пошевелился и Кир сразу его одернул.

— Не ерзайте! Вы же не хотите, чтобы я совершенно случайно обронил шар и он пробил вам череп?

— Ну, конечно, не хочу. Знаете, мы, наверно, начали с вами с неверной ноты. Я ведь всегда вас уважал, еще в Академии. И у нас так много общего!

— Да, неужели? — отозвался Кир.

Он сел боком на скамью и думал теперь, как ему выпутываться.

Мысли об отце он постарался загнать в самый дальний угол своего сознания. Он давно не был шестнадцатилетним мальчишкой, глядящим на отца с подножия его пьедестала. Кир давно вырос и уже по другому смотрел на то, как тот относился к нему и его матери. Однако, узнать, что тот бы не только не лучшим мужем и родителем, но еще и предателем и подлецом было уже слишком. Как будто мало бы Киру того, что он узнал о своем деде.