Огонь подобный солнцу

Поймав на улице Вожирар такси, он доехал до площади Коммерс и спустился по тихой и пустынной улочке Виолет к дому 143 по улице Эмиля Золя. Это было высокое узкое здание, расположенное в глубине улицы. Никто не ждал его ни около дома, ни в темном фойе, ни на сырой, продуваемой ветром крыше. «Где же ты, Клэр? Неужели они схватили и тебя? И я опять потерпел поражение?»

* * *

Небо на востоке окрасилось зарей. Беспорядочно разбросанные стрелы кранов, черепичные крыши и шпили на горизонте подсвечивались дымчатой желтизной предрассветного солнца. Он стряхнул с себя сон, в котором постоянно был на грани смерти. Спина ныла, он попытался поглубже вжаться в холодный бетонный угол крыши, но уснуть не мог. Из квартир поднимался запах кофе и доносились сонные мужские и женские голоса.

Он пригладил волосы руками, потер лицо и спустился по лестнице. Он еще раз остановился, чтобы посмотреть на двери подъезда, в которые она так и не вошла. Появившаяся с baguette в руках девочка чуть не подпрыгнула от неожиданности, увидев его. «Са va?» – спросил он.

Она проскочила мимо него в дом. Перейдя улицу, он побрел к Сене, без аппетита поел в маленьком кафе, затем купил в Монопри бритву, ножницы и белокурый женский парик. В туалета другого кафе он побрился, ножницами подстриг парик и надел его. «Я похож на Дорис Дей. Как Дорис Дей в трансе». Выбросив парик в урну, он вышел на солнце.

Он сел на скамейку в Булонском лесу, наблюдая, как утка вела своих утят через прибитую к берегу грязь в бесцветную воду. Утята с писком плескались вокруг нее, брызгаясь, ныряя и выныривая в искрящихся капельках воды.

* * *

Легкий ветерок рябил воду. Утки с утятами уже не было. На островке посередине озера официанты расставляли столы и стулья в кафе в стиле трактира эпохи Тюдоров. Он потянулся, поглаживая себя по груди, и, вдруг хлопнув по пиджаку, снял его и прощупал подкладку.

В подкладке он обнаружил какую-то металлическую штуковину в черной пластмассовой оправе размером с наручные часы. Он уставился на нее, медленно кивая головой. «Так вот оно что! Идиот, кретин, какой же я идиот! Как ловко она исчезла, когда запахло жареным!» Похолодев, он сунул устройство в карман. Сейчас они откуда-то следят за мной. Из-за какого-нибудь дерева или из машины, следят и выжидают, принимая сигналы этой пищалки. А я чуть не вывел их на Пола". Он встал и, накинув пиджак на плечи, с невозмутимым видом вышел из парка.

«Сука, какая же сука, дальше некуда. Ужас, кошмар; любовь – это смерть, смерть таится в женском поцелуе». От ярости ныло в груди, он шел, как слепой по залитым солнцем весенним улицам Парижа; руки дрожали от проносившихся у него в голове задушенных образов. Впервые оглянувшись на улице Ассомпсьон, он никого не увидел. Позади ярдах в ста от него, у обочины, остановилась серая «симка». Пройдя три квартала, он опять увидел ее на таком же расстоянии от себя. Он перебежал улицу, ловко увернувшись от белого фургончика, бросился вверх по Буланвийер, сшиб с ног школьника с синим портфелем и, то и дело оглядываясь, пересек Ранелаг. Свернув на площадь Шопена, он побежал по улице Анонсиасьон, затем – по Болонь и дальше – по Пасси. «Симки» не было видно. Задыхаясь, он спустился на станцию метро «Трокадеро» и стал ждать поезда в сторону Севрского моста. Он сбежал по ступенькам в самый последний момент. Рядом с ним спешила девушка в черном плаще; добежав до поезда, он резко остановился, чтобы пропустить ее вперед. Когда поезд тронулся, она с удивлением посмотрела на него сквозь окно вагона.

Он сел на следующий поезд в сторону Этуаль. На Клебер он выждал момента, пока двери не начали закрываться и, вскочив с места, быстро выпрыгнул из вагона. На платформе никого не было, кроме старухи в синем фартуке, равнодушно подметавшей окурки сигарет. Двери за ним захлопнулись, и поезд отошел. Жуя окурок, свисавший из уголка рта, старуха уставилась на него.

Он доехал на такси через мост Пон де л'Алма до площади Резистанс. Пробежав мотостоянку на улице Коньяк-Жай и сев в другое такси, доехал до станции метро «Дюрок». На Восточном вокзале он купил билет второго класса до Страсбурга.

– Не слишком ли дорого? – сказал он кассиру, сидевшему за пластиковой перегородкой.

– Quoi – са?

– Да этот паршивый билет – он слишком дорогой!

– Скажи это папе римскому.

– Вы слышали? – воскликнул Коэн, обращаясь к кассиру в соседнем окошке. – Я обращаюсь с жалобой, а ваш приятель посылает меня ко всем чертям.

– Может, туда тебе и дорога!

– Я буду жаловаться на вас в Страсбурге.

– Давай-давай, couillon!

Отвернувшись, чтобы скрыть, улыбку, Коэв направился к платформе на Страсбург. В книжном киоске на вокзале он купил «Bonjour Tristesse» в мягкой обложке и оберточной бумаге, в табачном – перочинный нож и марки. Войдя в туалет, он бросил на блюдечко франк и заперся в кабинке. Вырезав ножом середину из «Tristesse», он вынул из кармана пиджака маленькое черное устройство и вложил его в книгу. Завернув книгу в бумагу, он написал на ней вымышленное имя и адрес в Страсбурге.