Огонь Прометея

Помятый портье заваривал на электроплитке огромный чайник.

Он стоял к ним спиной, но когда Танаев, следуя за священником, попытался незаметно проскользнуть мимо, мгновенно повернулся:

— Куда это вы направились, молодые люди?

— В комнату двести десять. Там остановился наш друг, — ни на секунду не задумываясь, ответил Альтер.

— Если остановился, пусть спустится. Посторонних не положено пускать в номера.

— Ну, так позвоните ему!

— Здесь нет телефона!

— Как же нам сообщить ему, чтобы он спустился? — спросил Танаев, начинавший терять терпение.

— А мне какое дело, как вы это сделаете? У меня свои правила.

— Сейчас я исправлю эти твои правила! — пообещал Танаев, решительно направляясь к стойке. Альтер, не желавший отмечать их появление в отеле скандалом, не успел его остановить, Танаев всегда двигался слишком быстро. К счастью, на этот раз все обошлось без скандала.

Танаев притянул к себе портье и что-то тихо прошептал ему на ухо. Тот побледнел, вытянулся в струнку и молча вручил Танаеву универсальный ключ, открывающий двери любого номера.

— Что ты ему сказал? — спросил Альтер, когда они поднялись по пролету лестницы и портье уже не мог их услышать.

— Правду. Сказал, что у него в номере скрывается знаменитый имперский убийца, Годвин. И показал свой значок.

— Понятно. Сейчас он уже звонит в службу безопасности.

— У него же нет телефона!

— Можешь не сомневаться, для такого случая телефон у него найдется.

— Тогда нам придется поспешить.

Они остановились около двери с номером двести десять. Танаев протолкнул вставленный изнутри в скважину ключ, и тот с грохотом упал на пол. Впрочем, это никак не повлияло на звуки, доносившиеся из номера. Громкая музыка и мужской смех, прерываемый ритмичными женскими повизгиваниями.

Танаев распахнул дверь. Картина, представшая их глазам, полностью соответствовала своему звуковому оформлению. Две полностью обнаженные девицы, лежавшие с обеих сторон Годвина на широкой кровати, синхронно завизжали, увидев в дверях посторонних, но почему-то не спешили натянуть на себя одеяло.

Танаев успел заметить, с какой жадностью прошелся взгляд Альтера по пышным формам лежавшей слева блондинки. Все-таки монастырское воздержание давалось ему нелегко.

Пришлось швырнуть девицам простыню и попросить быстренько убраться. Годвин недовольно заворчал и, лишь теперь узнав Танаева, стремительно вскочил с постели, на ходу натягивая брюки.

Несмотря на то что чистильщик был изрядно пьян, он проделал процедуру одевания быстро и четко — сказывалась военная подготовка. Но едва он успел ее закончить, как двери вновь с грохотом распахнулись.

Шестеро вооруженных людей, одетых, как настоящие спецназовцы, ворвались в комнату. На них были бронежилеты, металлизированные пластиковые шлемы и вооружены они были отнюдь не дробовиками — парализаторы, игольчатые пистолеты, энергетические дубинки...

Танаев сразу же понял, что эти люди умеют обращаться со своим оружием и противиться их требованиям бессмысленно, тем более что звучали эти требования весьма лаконично и безапелляционно:

— Всем встать лицом к стене! Руки за голову!

Глава 33

В кабинет мэра Петроводска задержанных ввели сразу после доставки, минуя долгую процедуру оформления идентификационных карт.

Сергей Петрович Платонов получил пост мэра недавно, победив на общегородских выборах своего предшественника, и все еще заботился о том, какое впечатление производят первые месяцы его правления на горожан.

В замкнутой, изолированной системе, которую, по сути, представлял собой Петроводск, более-менее значительные фигуры все время находятся на виду и прекрасно знают друг друга, а местная желтая газетенка, которую не удалось закрыть ни одному мэру, следила за каждым их шагом. В этих условиях личные впечатления горожан от своих руководителей значили немало.

Платонов выглядел лет на сорок, хотя на самом деле ему было далеко за пятьдесят. Он все еще регулярно занимался спортом, заботился о своем внешнем виде и своей одежде, которую ему, с огромными трудностями, кружным путем доставляли из столицы империи.

Платонов надеялся, что его карьерный рост продолжится и в будущем, хотя, если судить объективно, он уже достиг потолка. Не своего личного потолка, а потолка, возможного в той системе координат, в которой он ныне существовал. И поскольку система сдерживала его потенциал, он стал всерьез подумывать о том, чтобы расширить границы самой системы, вот только средств для этого в его распоряжении оказалось недостаточно.

С юга вплотную подходили границы Модора, и соваться в эту сторону означало, почти наверняка, лишиться всего, включая саму жизнь. Другое дело север... Там все подчинил себе Валамский монастырь. Иногда Платонову казалось, что влияние монастыря на окрестные поселения не настолько прочно, как это утверждали члены его общины.