Аскер прислушался.
– Эй, русский! Выходи, поговорим! Немного поговорим!
Человек, который кричал, явно учился в нашей школе, но постановка предложений у него была все же местная.
– Что думаешь?
Лежащий рядом снайпер пожал плечами.
– Думаю, прикрыть сумею…
– Сумеешь… – Аскер по-старчески пожевал губами, – тогда слушай приказ, братан. Слушаешь?
– Так точно.
– Я буду вести переговоры. Но ты не будешь меня прикрывать. Ясно?
– Так точно.
– Да ни хрена тебе не ясно. Ты пойдешь назад. Но тихо-тихо, понял? Как только вы умеете…
– Не понял. Вы хотите вывести заложников, пока идут переговоры?
– Не получится. Ты должен пойти один. Только так ты сможешь пройти.
– Эй, русский! – снова заорали от дороги, от машин, – выйди, чего тебе стоит?! Может, жив останешься.
– Слушай и запоминай приказ, брат. Ты пройдешь через окружение. Но и дальше – иди тихо-тихо. Настолько тихо, чтобы тебя не заметил беспилотник. Тот самый, который сейчас над нами. Только ты это сумеешь. Только когда найдешь транспорт или выйдешь к дороге – только тогда демаскируйся… а впрочем, и тогда решай сам.
– Что-то я вас не понимаю, господин штабс-капитан.
– Все ты понимаешь. Это приказ, солдат. Ты спецназ, а это значит – ты никогда не говоришь «нет». Кто-то играет против нас… кто-то, у кого есть беспилотник… ударный беспилотник, не разведывательный. Если не это – мы бы сейчас все в Ташкенте в «Голубых куполах» сидели и музыку слушали. Потому – я отправляю тебя. Одного. Найдешь Араба… полковника Тимофеева или адмирала Воронцова. Расскажешь им все, что было. Вопросы?
– Вам нужен снайпер. Вам нужен, черт возьми, каждый.
– Снайпером буду я. Не один ты стрелять умеешь. Винтовку, считаешь нужным, оставь. Нет – забери…
– Эй, русский… – Очевидно, местным все же сильно не хотелось идти в атаку снова…
– Все, я пошел. Помни, только ты сможешь обмануть беспилотник. Потому и отправляю тебя. Даст бог, справимся без тебя. Не даст… отомсти за нас. Ну, все, друг… давай. Выберемся, еще на марала сходим…
Переговорщик оказался типичной «подставой». Толстый молодой парень в форме полицейского, сильно вспотевший – вон как разит. Настоящий бай скрывается где-то в темноте, у машин… тот, кто долго жил на Востоке, хорошо понимает, где власть, а где так… дерьмо.
– Салам алейкум, уважаемый…
– Я что, по-твоему, правоверный? – поинтересовался Аскер.
– Нет, уважаемый…
– А если так, зачем ты так ко мне обращаешься, оскорбляя и свою веру, и мою? [31]Или ты не знаешь моего языка, на котором только что кричал, как голодный осел?
– Зачем так говоришь, русский? И делаешь нехорошо. У нас есть убитые, у вас есть убитые. Нехорошо… Что родители скажут, когда им привезут труп их сына и скажут, что его убили русские. Что братья, сыновья скажут… а семьи тут большие, русский.
– Короче. Чего надо?
– Ты взял то, что тебе не принадлежит, русский. Отдай это нам, и мы уйдем, да. А ты жив останешься, будешь плов-баран кушать, с женщинами это делать…
– Все сказал? Тогда я пошел.
– Не торопись, русский. Ты думаешь, мы тут душманы какие, да? Бандиты? Нет, русский, неправильно думаешь. Нам этот женщина отдали, и ее дети тоже отдали, да. Русские отдали, все без обмана, да. Зачем ты идешь против своих, русский. Нэхарашо это. Тут жив останешься – тюрьма посадят, да…
– Не душманы, говоришь. Ты ври-ври, да не завирайся. Кто на дом напал – ты думаешь, мы это не видели? Что ты мне тут вкуриваешь – чтобы русские на дом напали…
– Не мы напали, русский. Не мы напали, вот тебе клятва памятью отца [33]. Не мы напали. Мы только оцепление, дорога перекрыл, чтобы лишнего не видел, да. Потом русский сказал, что женщина бежал, мы и погнались. А ты стрелять стал, человек убил. Нехорошо, русский, делаешь, против своих же идешь…
Аскер сплюнул на землю, что было проявлением неуважения.