– Поехали, – тревожно сказала Джил. Она забралась с ногами на бархатную койку и, навалившись на столик локтями, смотрела в заоконную тьму. Джон сел рядом, отвернул крышку, поболтал бутылку.
– Поехали, – согласился он и приник к горлышку. Джил покосилась.
– А зажевать? Ничего не взял?
Джон выдохнул и покачал головой.
– У них орешки только, – объявил он и снова приложился. – К-хха... Орешки с крепким – не люблю.
Джил пригляделась к этикетке.
– Будешь? – предложил Репейник, протягивая бренди. Джил взяла, осторожно пригубила. Наморщила нос.
– Пива бы, – сказала она. Джон вздохнул, поднялся и вышел. Пока он шел через пустой вагон, тепло из желудка растеклось по всему телу. Стало лучше, намного лучше. В баре он взял две пузатых глиняных бутылочки красного эля и, покачиваясь согласно с движением поезда, вернулся в купе.
– О! – сказала Джил, увидев пиво.
– Ага, – сказал Джон. Русалка взяла бутылочку, повертела. Нахмурилась. Пробка была хитрая, с проволочной защелкой.
– Тут надо вот так, – начал было Джон, потянувшись, но Джил уже обхватила горлышко и сделала энергичное движение рукой, будто сворачивала шею петуху. Раздался треск.
– Сломала, – без сожаления произнесла Джил и отхлебнула эля. – М-м, совсем другое дело.
То, что осталось от пробки, она бросила на стол. Джон посмотрел на скрученную, лопнувшую проволоку и сделал глоток бренди. Револьвер не нужен, подумал он.
– Так что там? – спросила Джил. – За кем едем?
Джон завинтил крышку и принялся рассказывать. Начал с визита Питтена Мэллори, изобразил дородного канцлера – с подражанием голосу и ежесекундным нервным подмигиванием. Джил тихонько смеялась, отхлёбывала пиво. Джон продолжил про Министерство и про Хитчмена – как пришлось читать начальника лаборатории, как тот выкручивался и как сдался в конце концов. Джил слушала уже серьезно, кивала. Потом настала очередь портрета с запиской на обороте и дневника, найденного дома у Ширли. Перед тем, как рассказать о рухнувшей башне, Джон глотнул ещё бренди, но это не очень помогло. Джил глядела на него слабо светящимися в темноте желтыми глазами, а он, спотыкаясь через слово, говорил – о лошади, превращенной в рыбу, о человеке, превращенном непонятно во что, о паромобиле, ставшем грудой золота, и о дышащей мостовой.
– Ну, а потом в архиве копался, в Министерстве, – закончил он. – Узнал, что таких башен всего три. Одна – Тоунстедская, другая – в Линсе, и к третьей мы сейчас едем. В Линсе Донахью велел никого к башне не пускать. Так что наши влюблённые сейчас гонят туда же, куда и мы. Но сильно отстают.
– Бедный, – сказала Джил и коснулась его щеки.
– Да нормально, – бодро сказал Джон.
Рёбра всё ещё ныли и прекращать не собирались.
Джил открыла вторую бутылку эля – точно так же, как первую.
– Чудно' как-то, – сказала она, сделав глоток. – Найвел этот. Шкатулку украл. В бега пустился. Место на службе потерял. Башню обрушил. Людей сколько положил. Это всё – чтоб жениться?
– Вот-вот, – сказал Джон с некоторым удивлением. – Мне то же самое в голову пришло. Быстро соображаешь, молодец.
– Хоть и без учебника, – бросила Джил и сверкнула глазами, как рысь. Репейник принуждённо засмеялся.
Потом они занялись друг другом. В окно, вытягивая длинные шеи, заглядывали фонари, рисовали бегущие узоры на стенах. Матовая кожа Джил белела в сумраке. Койка была узкой и неудобной, Джон не знал, куда девать ноги, но потом Джил помогла ему, и стало легко. Они сотворили самую простую магию, подвластную любой паре на свете – магию, для которой не нужны боги и их машины. Затем тесно обнялись и уснули, и Джон увидел во сне, что нашел револьвер.
***