С шипением фыркнув, загорелось жёлтое пламя. Джон принялся озираться в поисках чего-нибудь горючего – сделать факел – но Джил со своим ночным зрением преуспела больше. Издав невнятный возглас, она заслонила спичку ладонью от сквозняка и прошла в дальний угол, где склонилась над неаппетитной кучей тряпья, служившей, вероятно, лежбищем какому-нибудь доходяге. Оставшийся в темноте Джон беспомощно ждал, пока русалка, шурша, копалась в углу; спичка давно погасла, но Джил не спешила зажигать новую. Наконец, зажгла. Крошечный огонек склонился к земле, раздвоился, и Джил выпрямилась, держа в руках новый лепесток пламени, который был выше и ярче прежнего.
– Плошку нашла, с маслом, – произнесла она, подойдя ближе. – Светильник кто-то сделал.
– Удачно, – хмыкнул Джон.
– Угу. Давай поглядим, что здесь к чему.
Джон взял плошку и стал ходить по храму, светя преимущественно под ноги. Порой останавливался и поднимал импровизированный светильник повыше, чтобы разглядеть стены и потолок. Следом бродила Джил – тщедушный огонек светил так слабо, что, скорей, мешал русалочьим глазам, и она держалась на границе света и темноты. Джон осматривал церковь, чувствуя себя не то туристом, не то бродягой. Последние иллюзии насчет уважения к богине развеялись: здание было подчистую разворовано и основательно загажено. Когда-то здесь был пол из чёрного гладкого камня и зеркальные колонны, бесконечно умножавшие число прихожан. Сверху глядели волшебные светильники, на потолке красовались огромные панорамные фрески с вкраплениями серебра. Фрески показывали Прекрасную Хальдер в дни славы и побед и храбрых вассалов, окружавших богиню – в ритуальных доспехах, с поднятыми в салюте клинками. Наверху, под куполом полагалось изобразить Владычицу Островов такой, какой она впервые явилась людям: гигантской птицей с грозным клювом, усыпанным кинжалами зубов.
Всё это осталось в прошлом. Джон до рези в глазах всматривался в темноту, но смог различить на фреске под крышей только мутный крылатый силуэт. Штукатурка пестрела язвами, стены покрывала копоть: бродяги, нашедшие здесь пристанище, жгли в храме костры. Зеркала с колонн сняли и вынесли, причём, видимо, делали это в большой спешке – под ногами тут и там хрустели осколки. От светильников остались только крюки, на которых те висели. Чёрные плиты на полу были все в щербинах и трещинах. В храме царила пустота, хотя когда-то почти всё место здесь занимали длинные скамейки – для тех, кто ждал своей очереди к алтарю, и для тех, кто уже прикоснулся к божественной благодати, отдал жизненную силу и нуждался в отдыхе. Теперь скамейки пустили на дрова: шаги Джона гулко отзывались в опустевшем помещении.
Нетронутым остался лишь алтарь – могучий тёсаный камень в центре храма. Джон подошел к нему и коснулся рукой, испытав странное чувство: смесь отвращения, страха и вместе с тем какого-то потаённого восторга. Репейник понимал, отчего за полсотни лет никто не осмелился развести на алтаре костер или устроить ложе. Тёмный, отполированный миллионами рук камень был высотой Джону по пояс, а в ширину и длину тянулся на два ре. По бокам его оплетали кольчатые шланги, уходящие под землю. Даже теперь, отключённый от питания, занесённый пылью, алтарь отпугивал и одновременно притягивал к себе, и казалось, что в глубине камня живёт дух погибшей богини.
Сзади раздался стон. Олмонд приходил в себя.
– Думаешь его прямо здесь допрашивать? – спросил Джон.
– А где? – мрачно спросила Джил. – Может, скажешь, в город нести? До города-то я его дотащу. Только в городе: полиция – раз. Дружки его – два…
Джон задумался.
– А ещё я, наверное, бить его буду, – деловито сказала Джил. – Орать станет. Если у меня – все соседи прибегут. У тебя дома стенки вроде толстые были?..
– Может, в Гильдию отведем? – вяло предложил Репейник.
– Нет уж, в Гильдии я с ним не покажусь. Левый же заказ. Конец службе.
Джон вздохнул:
– Хорошо, уговорила. Только, сдаётся мне, он так просто не расколется. Похоже, здесь придется сидеть дольше, чем ты думаешь. День, два. Три. Кто знает.
– И что?
– Жрать что-то надо, – мрачно напомнил Джон.
Джил задумалась.
– Деньги есть?
Джон выгреб из кармана горсть монет. Пересчитал.
– Восемь форинов. С мелочью.
– Вот и чудно, – весело сказала Джил. – Тут деревня недалеко. Схожу, молока куплю, хлеба, бекона. Разведем костер, харч приготовим.
– Лучше я сам схожу, – буркнул Джон, – а ты за Олмондом приглядишь. Я ж прикоснуться к нему не смогу, если что.
– Не-не, – помотала головой русалка, – ты дороги не знаешь. Сама пойду. А Олмонда свяжем покрепче, и вся недолга.
Джон подумал ещё.
– У тебя же котик дома один, – вспомнил он.
Джил махнула рукой:
– Я частенько дома не ночую. Если меня пару дней нет, кошак покричит, соседка услышит. Придет, накормит. Ключ есть у неё, все путём.
Джон тут же захотел спросить, отчего это Джил не ночует дома, да ещё частенько, но спрашивать, разумеется, не стал.
– Ладно, – сказал он. – Давай спать тогда. Ты ложись, я покараулю.
Джил вскарабкалась на алтарь, сняла редингот, укрылась им, точно коротким одеялом, и свернулась клубочком.