Огонь сильнее мрака (СИ)

Джон снял шляпу, пригладил волосы и присмотрелся к дверному молотку. Бронзовая колотушка смотрела хищно: не то рыба, не то зверь, вся в завитушках и с открытой зубастой пастью. Чтобы постучать молотком, надо было сунуть руку зверюге прямо в пасть и взяться, судя по ощущениям, за язык. Репейник постучал. Тут же, словно Джон привел в действие потайной механизм, дверь открылась, на удивление легко и без малейшего скрипа.

За дверью стоял высокий старик. Он держался прямо, расправив широченные плечи и гордо подняв голову, как в молодые годы, когда, наверное, был могуч и крепок, словно гранитный памятник. Но грудь его, затянутая в белый сюртук, была впалой, и в руке старик сжимал трость. Глаза он прятал за большими очками с дымчатыми стеклами. Старик протянул огромную ладонь и сказал:

– Хонна Фернакль. Покой вам.

– И вам покой, – отозвался Джон, пожимая руку. – Джонован Репейник, частный сыщик.

Как-то Джон зашел на выставку современных машин и там, среди прочего, нашелся автоматон – движущийся агрегат, доподлинно похожий на человека. Агрегат был способен произнести несколько фраз о погоде, снять в знак уважения к публике шляпу с медной блестящей головы, мог станцевать коротенькую мазурку и пожать кому-нибудь руку, если найдется на такое пожатие доброволец. Джон, ради интереса, протолкался к автоматону сквозь толпу зрителей и вложил пальцы в стальное подобие человеческой ладони. Сейчас, здороваясь с Хонной Фернаклем, он ощутил то же, что и тогда, на выставке: касание механизма огромной мощности, способного раздавить хрупкие человеческие косточки, точно сырое яйцо. Только исключительно точная настройка останавливала смертельную хватку, вымеряя силу, достаточную для крепкого пожатия. Настройкой выставочного автоматона занимались создавшие его инженеры; настройку Хонны Фернакля проводил сам Хонна Фернакль. Это немного… настораживало.

Вот что настораживало еще больше:

СЫЩИК ОЖИДАНИЕ ВОЗМОЖНОСТЬ СИЛА ВОЗМОЖНОСТЬ ТОРОПИТЬСЯ ВРЕМЯ ОЖИДАНИЕ ТАЙНА

У всех мысли текут, как река, и Джон, прикасаясь к людям, всегда чувствовал себя пловцом, который ищет нужное течение. С Хонной было не так. Образы нахлынули на Джона разом, единой лавиной: нечто подобное Репейник встретил однажды, когда читал шизофреника в больнице. У того в голове словно бушевал смерч, ревущий вихрь бреда. Джон еле вынырнул тогда из этого вихря, заплатив за контакт жестокой мигренью. Совсем по-другому обстояло дело с Хонной: его ум был словно водопад, прозрачный и стремительный. Он оглушал и увлекал за собой, но не вызывал страха. Кроме того, Хонна, казалось, был начисто лишен эмоций, и, разорвав контакт, Джон с удивлением понял, что у него не болит голова.

– Без помех добрались? – спросил Хонна, отступая вглубь дома.

Джон прошел внутрь.

– Благодарю, – сказал он. – Отличная у вас аллея.

Хонна степенно кивнул.

– Липы еще при отце сажали, – сказал он. – Отец уж тридцать лет как почил. А липы – стоят.

Убранство холла было строгим. Пара картин, глядящих друг на друга с противоположных стен; развесистая люстра под потолком, разрисованным облаками; задумчивые женские статуи по углам. Из холла на второй этаж вела лестница шириной с хорошую дорогу. Фернакль поднимался, касаясь рукой перил.

– Служанки в город отправились с утра, по магазинам, – сообщил он, преодолев верхнюю ступеньку. – Прошу простить, хозяин из меня никакой…

– Ну что вы, – сказал Джон.

Вслед за Фернаклем он прошел по узкому коридору, отделанному шелковыми красными обоями. В конце коридора Хонна тростью распахнул дверь, и они вошли в маленькую комнату. Обои здесь были весёленькими, в мелкий синий цветочек.

– Мой кабинет, – сообщил Хонна. – Берлога, так сказать, холостяка…

Первое, что увидел Джон – жаркий камин. Напротив камина раскинулись массивные кожаные кресла, а между креслами стоял утлый журнальный столик, накрытый для чаепития. Вдоль стен до самого потолка высились шкафы, полные книг. Когда-то мать учила Джона, что, войдя в чужой дом, прежде всего надо смотреть на книжные полки: так быстрей можно составить мнение о хозяевах. Библиотека Хонны Фернакля стоила того, чтобы на неё взглянуть. Здесь были древние фолианты с облезлыми золотыми литерами на лохматых корешках; рядом, как гвардейцы на параде, теснились собрания классиков в одинаковых мундирах-обложках; строгие университетские издания соседствовали с разукрашенными сериями беллетристики. Отдельный шкаф занимала периодика: стопки подшивок с хитрыми шифрами.

– Изволите чаю? – спросил Хонна. Он стоял у столика, держа в руках пузатый фарфоровый чайник.

Джон оторвал взгляд от частокола корешков с золотым тиснением.

– У вас тут «Энциклопедия оружейного дела», – сказал он. – Редкая вещь, особенно в наших краях. Чай буду, спасибо.

Хонна улыбнулся. У него было лицо, будто слепленное на заказ талантливым скульптором – породистое, с крупными чертами. Если он улыбался, то получалась настоящая улыбка, широкая и щедрая. Никаких кривых ухмылочек, никаких усмешек.