В книжках пишут, что хорошему следователю нужен острый ум, меткий глаз и исключительная наблюдательность. В действительности, хорошему следователю надобна прежде всего железная задница — чтобы сидеть в библиотечном архиве с рассвета до заката, или сидеть в кустах перед чужим домом с заката до рассвета, или сидеть в кабаке с заката до заката, ожидая, что подкупленный бармен мигнет: вот он, тот, кого ищешь, пришел, бери… Еще сыщику надо иметь крепкие кулаки. И, конечно, обаяние, море обаяния, иначе никто с тобой не станет разговаривать.
— Утро доброе, госпожа!
— Ага.
— Не уделите минутку?
— Некогда мне. Спешу.
— Давайте тогда провожу. По дороге и поговорить можно.
— Ишь чего удумал, провожаться. А люди что скажут? Что спуталась с городским?
— Да отчего сразу спуталась? Неужто и пройтись рядом нельзя?
— От вас одного только и жди. Раз пройдётеся, другой пройдётеся, а потом баба с пузом, а его поминай как звали.
— Ну хоть вёдра дайте. Нести помогу.
— А ну не трожь… Оставь, сказала!
— Прощайте, сударыня.
В Гильдии Репейник стоял на хорошем счету. Чтобы узнать правду, ему не надо было часами допрашивать подозреваемых и свидетелей. Хватало легкого, секундного касания. С этим связывались всего три небольших трудности. Во-первых, на службе часто болела голова. Во-вторых, дикая мешанина в чужих мыслях позволяла узнать правду, но далеко не всегда ту, что нужно, и никогда — всю целиком. А, в-третьих, приходилось скрывать свои умения не только от тех, кого допрашивал, но и от начальства, и от коллег. Ублюдкам место в цирке или в виварии, а уж никак не в Островной Гильдии Сыщиков.
— Покой тебе, дедуля! Утро-то погожее нынче, а?
— Ступай, куда шёл…
— Может, перекинемся словечком?
— Ступай, говорят.
— Вот у меня тоже дедуля был, всё, помню, со мной, мальцом побалакать любил.
— Сту-пай! Кхе-кхе… Кха! Кххха!!
— Вот и закашлялись уже. Дайте-ка по спине постучу.
— Ладно, дед, будь здоров. Не кашляй.
После войны, которая едва не привела мир к гибели, собранные наспех правительства раз и навсегда постановили: «новая жизнь — без богов и волшебства». Потом, разумеется, издали сотню указов, закреплявших право на боевую магию за армиями, право на магию связи — за высшими чиновниками; стали выдавать лицензии на врачебную магию… Словом, власти поделили скудное наследие богов между самыми богатыми и сильными, а простому люду достались лишь законы да налоги. Пользоваться магией в любом виде было запрещено. За это полагалась тюрьма или рудники. Так что обычному сыщику не стоило признаваться, что с помощью собственных природных чар он вытягивает из людей сокровенные мысли.
— День добрый, человече! Покой тебе.
— И тебе, что ли.
— Время найдётся для разговора?
— Время — деньги.
— Ишь ты. И сколько твоё время стоит?
— Десять форинов.
— Пять.
— Десять.
— Шесть.
— Десять.
— Семь. Да что ж такого расскажешь ценного?
— Увижу форины — узнаешь. Десять.
— Восемь. Ладно, девять. Девять! Больше нет с собой, веришь?
— Не-а. Десять.
— Да ты здоров торговаться, я гляжу. Ладно, на вот.
— Давай. Эх!
— Ох! Держи!
— Уй-й!
— Вот я неуклюжий. Лбами стукнулись, это надо же! Извиняй, братец. Не болит?
— Не болит, не болит. Пусти руку-то… Э! А деньги?
— Да я, знаешь, передумал. Дорогое уж очень время твоё. Бывай.
— Ну и пошел нахер.
— Чего сказал-то?
— Ничего, ничего…