Огонь в его ладонях. Без пощады

— Это я успел заметить. Но Нассеф и Эль Мюрид действуют совершенно на ином уровне. Все их поведение свидетельствует о тщательном расчете. Они захватили Себил-эль-Селиб, предвидя вашу возможную реакцию и зная вашу силу.

— И что же это означает?

— Это означает одно, они уверены в том, что не отдадут крепость. На данном этапе они не могут позволить себе захватывать то, что не в силах удержать.

— Ты о них чересчур высокого мнения.

— А вы, боюсь, их недооцениваете. Несмотря на то что вы говорили мне в Аль-Ремише, вы сами до конца не убеждены в том, что эти люди нечто большее, нежели бандиты, возглавляемые безумцем. Вы припоминаете, что сказали мне тогда? Об Эль Мюриде, продающем то, что все желают купить. Я обдумал ваши слова и решил, что они даже ближе к истине, чем вы полагаете.

— Что, по твоему мнению, я должен делать?

— Имеется масса возможностей.

Радетик предложил несколько вариантов, но Юсиф их отверг как непрактичные или политически неприемлемые.

— В таком случае будем говорить прямо, — заявил Мегелин. — Убейте Эль Мюрида. Поднимется вопль, но о пророке сравнительно быстро забудут. Нассеф без него выжить не сможет. Во всяком случае, в данный момент.

— Я уже думаю, как это лучше сделать. В том случае, если у Фуада ничего не получится. Что же., ты не сказал мне ничего нового.

— Знаю. Я не учел политические и финансовые трудности. Вы спросили о моем мнении. Я выложил все так, как мне представляется. Вообще-то, будь они прокляты, есть еще один вариант. Мы можем их просто игнорировать и ждать, когда они вымрут в забвении.

— Мегелин, мое выздоровление шло медленно. Я лежал два дня и мой разум страдал больше, чем тело. Я все продумал. Остается один реальный вариант: начать борьбу и надеяться, что удача повернется к нам лицом. Если нам повезет, мы сможем сдержать этот поток.

— Все это очень печально. Мы убеждаем себя согласиться с поражением, до того как вступили в схватку.

— Оставим в таком случае эту тему. Мегелин…

— Что?

— Останься со мной, когда твой контракт кончится. До того как все это завершится, мне может очень понадобиться независимое суждение.

Радетик был безмерно удивлен. Юсиф впервые продемонстрировал уважение, выходящее за рамки формальной вежливости.

— Я продумаю ваше предложение, валиг. А пока мне лучше уйти. В классе вместо себя я оставил Али.

— Да. Тебе действительно надо бежать, — фыркнул Юсиф.

— Я, Гарун, — специалист в области политической истории, — объяснял Мегелин. — И поэтому я намерен остаться. Как я могу уехать в тот момент, когда здесь разразился политический ураган столетия?

Мальчик, казалось, был немного разочарован. Радетик понимал его настроение, но не стал излагать ученику подлинные, эмоциональные причины решения. По правде говоря, он и сам до конца не понимал мотивов своих действий.

— Понимаешь, я единственный ученый, оказавшийся в самом сердце событий. Историю, Гарун, обычно пишут весьма предвзято и, как правило, только победители. Появилась уникальная возможность уловить истину.

Гарун искоса поглядывал на учителя, в его глазах играла улыбка. Мегелин не выдержал и, рассмеявшись, сказал:

— Ах ты, дьяволенок! Ты же видишь меня насквозь. Разве нет?

Он открыл для себя истинную причину своего решения. И эта причина оказалась настолько весомой, что его пребывание растянулось даже не на месяцы, а на многие ужасные годы.

Гарун ворвался в комнату Мегелина с такой скоростью, что чуть не упал, едва не опрокинув столик, за которым ученый сочинял послание своему другу в Хэлин-Деймиеле.

— Что случилось, дитя мое? — спросил он.

— Дядя Фуад возвращается!

Радетик задал второй вопрос без слов, лишь молча подняв брови, но Гарун все понял.

— Нет, — ответил он.

Радетик со вздохом отодвинул бумагу:

— Я так и думал. В противном случае он прислал бы гонцов с вестью о победе. Что же, пойдем встречать.

Когда Радетик подошел к воротам, остатки войска уже тащились через них. Мегелин отыскал взглядом Фуада. Брат валига казался изможденным и понурым. Он растерял всю былую заносчивость. Он отвечал на вопросы ровным, бесцветным голосом и абсолютно откровенно, невзирая на то что это может выставить его в неприглядном свете.

— Запиши, как все это произошло, учитель, — в какой-то момент пробормотал он. — Запиши беспристрастно и точно. Нам не хватило всего лишь одного отряда. Одного вонючего эскадрона. Им бы пришел конец, имей мы один-единственный свежий эскадрон в резерве. — Направившись к палатам брата, он добавил: — Один эскадрон от этих детей шлюх, которые не удосужились прислать воинов! Думаю, что скоро в Эль Асваде в некоторых племенах появятся новые вожди.

Тремя месяцами позже Юсиф сам обратился с призывом к оружию. Для Мегелина это явилось полной неожиданностью.

— С какой целью? — спрашивал он. — И почему вы ничего не сказали мне?

Он был смертельно обижен тем, что валиг с ним не посоветовался.

— Да потому, — улыбнулся валиг, — что я хотел выслушать твои протесты в один прием, а не опровергать их бесконечно изо дня в день.

Это объяснение вряд ли могло утешить Радетика, и тот спросил:

— Но почему военный сбор? Меня интересует главным образом это.