Огонь в крови

– Клара Хейнс просто в ужас пришла, когда я рассказал ей, как часто мне приходится пользоваться телефоном по ночам и как часто будут звонить мне. И все из-за разницы во времени. Но каждый раз ночные переговоры по телефону, без которых в нашем деле, к сожалению, не обойтись, будут не давать тебе спать, дорогая. И вот эта добрая душа дала нам вторую комнату, рядом.

– Да-да, один из наших американских гостей покидает нас сегодня, и его номер освобождается, – радостно сообщил Люк. – Шон может занять его, как только там приберут. К восьми часам номер будет в вашем распоряжении, так что сегодня ночью вас не побеспокоят международные телефонные звонки.

– Не правда ли, как все замечательно устроилось, дорогая? – вкрадчиво проговорил Шон.

– Лучше не придумаешь! – широко улыбнулась мужчинам Надин, в то время как ей кричать хотелось. Как это ему удалось? Впрочем, Шон всегда умел устроить свои дела, чего бы ему это ни стоило. У него был свой подход к людям. Видимо, поэтому он и стал замечательным продюсером. Какие бы препятствия ни встречались на его пути, он всегда их преодолевал.

Надин даже обрадовалась, когда официант принес ее заказ и она могла переключить все свое внимание на еду. Как Люк и обещал, окра оказалось острой и пряной, а крабы были просто великолепны. Пока она молча поглощала свой ленч, Шон оживленно беседовал с Люком, а остальные постояльцы гостиницы внимательно прислушивались к их разговору.

Речь шла, впрочем, не о кинематографе, а о художниках. Оба, без сомнения, были всерьез увлечены этой темой. У Шона была небольшая коллекция: рисунок Пикассо, подаренный ему на день рождения одним французским актером несколько лет назад; Лоури, картину которого купил он сам; Берил Кук, в обычной для себя манере изобразивший пухлых женщин в белом, играющих в теннис на сочной зеленой траве в парке.

– Мне его подарила Надин, – сказал Шон с блеском в глазах.

Она вспомнила обстоятельства, при которых сделала ему тот подарок. Случилось это на Рождество четыре года назад. Они поздно встали в тот день и прямо с утра стали пить шампанское и разворачивать подарки, оставленные под елкой. Она подарила Шону картину Берила Кука, а он в свою очередь преподнес ей потрясающие серьги с изумрудами.

Тогда он настоял, чтобы она их сразу же надела, а затем утащил ее в постель, и они занимались любовью.

Надин поняла, что он тоже сейчас вспоминает то утро, и зарделась под его пристальным взглядом.

– Приглашаю вас побывать в моей мастерской сегодня во второй половине дня, – сказал Люк с хитроватым выражением. – Может, вам что-нибудь приглянется и из моих работ. Вряд ли можно представить хорошую коллекцию современной живописи без моих картин, – широко улыбнулся он.

– А у меня уже есть две ваши акварели, – сказал Шон, а Люк при этих словах искренне удивился:

– Неужели? Не может быть! Когда вы их приобрели?

– Одну я купил на вашей лондонской выставке четыре года назад – на ней изображена гавань. Думается мне, вы нарисовали ее здесь, на острове. А на другой изображен рыбный рынок. Эту картину подарила мне Надин уж и не помню когда. Она мне особенно нравится – люблю ослепительно яркие краски. Серым дождливым лондонским утром они способны поднять настроение.

Слова Шона явно пришлись Люку по душе.

– Очень рад! Надо сказать, что сам я не смог бы жить в Лондоне. Слишком люблю солнце. Я много раз рисовал рынок – уж очень живописное зрелище! Мне кажется, есть что-то общее между живописью и съемками фильма.

Шон кивнул.

– Абсолютно согласен с вами. Мы, разумеется, начинаем со сценария, но каждый кадр должен быть продуман не менее тщательно, чем картина; прибавьте сюда еще движение в кадре.

– Все это так увлекательно! – воскликнул Люк. – Всегда мечтал увидеть, как снимается кино! Но, должно быть, вы не любите визитеров на съемочной площадке?

– Отнюдь, только сообщите заранее, чтобы я все организовал для вас.

– Это было бы замечательно, спасибо, – поблагодарил Люк, и, перехватив холодный взгляд Надин, поинтересовался: – А вы когда-нибудь снимались, Надин?

– Нет, – резко ответила она, а Шон криво усмехнулся:

– В доме повешенного о веревке не говорят, Люк. Ей очень хотелось бы играть, но...

– Но у меня ничего не получилось, – закончила за него Надин и поднялась из-за стола. От десерта она отказалась, сославшись на массу неотложных дел, и, извинившись, удалилась.

Она поспешила к себе в номер, надеясь на то, что Шон не успеет перехватить ее по дороге. Захлопнув дверь, она разделась, облачилась в купальный костюм, набросила на плечи пляжную накидку, сунула книгу и плейер с наушниками в большую сумку и отправилась на пляж. Во второй половине дня занятий живописью не намечалось, отдыхающие были предоставлены самим себе, и Надин надеялась понежиться на солнце, послушать музыку и немного расслабиться.