Огонь в ночи

Вот взять, например, Дубова. Так он может на работу вообще без денег ходить. Уж очень ему нравится играть в большого начальника. Сидит в своем кабинете, руководит почем зря, а людишки подневольные бегают туда-сюда, туда-сюда. Процесс идет, работа кипит, а в эпицентре он, Дубов, демиург в отдельно взятом офисе. Другое дело – Панкратьева. Ее хоть горшком назови, только деньги плати приличные. Она не живет ради работы, а, наоборот, работает ради жизни. Наверное, это потому, что она все-таки женщина. У женщин как-то все по-другому устроено. У них на первом месте личная жизнь и семья. И вот за-ради своей красивой личной жизни и семьи будет Панкратьева ходить на работу. И по фигу ей, сколько там людей у нее в подчинении и можно ли в ее кабинете на велосипеде кататься или еще пока маловат он для этого дела. Главное удовольствие, которое Панкратьева имела от своей работы, заключалось в конверте, который она получала два раза в месяц. И теперь это удовольствие будет, наконец, адекватно затрачиваемым ею усилиям. Не когда-нибудь в светлом будущем, а именно сейчас она будет пожинать плоды своего труда. Кто ж его теперь знает, будет ли оно вообще – это светлое будущее?

Люська позвонила уже ближе к вечеру и сообщила, что нарыла отличный новогодний тур. И пальмы будут, и океан, и отель пять звезд, и номера удобные с отдельными спальнями для пацанов, и «все включено», и новогодний ужин. И важно, что их чартер, который организует Люськина компания, вылетает двадцать девятого декабря и у них будет время, чтобы прийти в себя, приспособиться к местному часовому поясу и слегка акклиматизироваться, прежде чем приступать к празднованию Нового года. А самое главное – если они с Панкратьевой оплатят путевки прямо сейчас, то получат скидку тридцать процентов. Но при этом отказаться от поездки будет уже нельзя. Панкратьева задумалась, вспомнила лицо Алика Зотова. Сердце тихонько екнуло, но тут на глаза ей попался портрет зеленоглазого незнакомца, который украшал стену ее кабинета.

– Хорошо, Люсенька, я тебе сейчас денежку привезу, – согласилась Панкратьева.

– Не торопись, – ответила Люська, – я уже все оплатила. На неделе завезешь, когда тебе удобно будет.

– Люсь! Как ты могла? А если б я отказалась?

– Ни за что не отказалась бы! Ты ж не дура, я тебя знаю, – ответила Люська.

Панкратьева представила, как хорошо они встретят Новый год, и подумала, что хорошо бы прикупить себе новый купальник.

Когда вечером после проверки уроков Федька узнал, что на Новый год они вдвоем улетают к океану и будут там купаться сколько влезет, радости его не было предела. Он скакал по квартире как конь, пытался поднять Панкратьеву, в результате чего уронил ее, затем спел ей песню «Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету» и в качестве апофеоза явил себя в новых, закупленных еще летом купальных трусах и маске для подводного плавания. Панкратьева хохотала, потирая ушибленный при падении бок, и с удовольствием подпевала Федьке.

Работа над ошибками. Свободное место

Во вторник прилетел Зотов. Он позвонил из аэропорта, сказал, что заедет на завод, а потом сразу домой. Панкратьева одновременно и ждала приезда Зотова, и боялась его. За эти горячие денечки после аварии она много думала о своей личной жизни и в конце концов решила все-таки прислушаться к советам своего внутреннего голоса. А внутренний голос все настойчивее и настойчивее говорил о том, что если что-то в жизни не устраивает, то надо это что-то искоренять и гнать поганой метлой. И не с помощью колдунов и золотистых шаров, а с помощью своих собственных рук, ног, а главное – головы с мозгами.

Действительно, ее жизнь с Аликом, особенно в последний год, все больше и больше напоминала ей жизнь с бывшим мужем, Федькиным отцом. Конечно, бывший муж и Алик были совершенно разными людьми, но ощущение, что она наступила на те же грабли, последнее время не покидало Панкратьеву ни на секунду. Ей откровенно не хотелось идти домой. А так как у нее не было такой страсти к работе, какая была у Дубова, Панкратьева чувствовала себя подвешенной между небом и землей. Может быть, и квартира ее так ей не нравилась только потому, что она никогда не была в ней по-настоящему счастлива. Когда она жила здесь с бывшим мужем, единственным местом в квартире, где она чувствовала себя свободной, был туалет. Туда она забиралась с книжкой, когда ребенок уже ложился спать. С Аликом все было несколько иначе, но духота была все та же. Панкратьева не была самой собой. И очень от этого устала.

– Алик! Я тебя очень прошу, приди, пожалуйста, не поздно, мне надо с тобой обсудить кое-что очень для меня важное, – попросила его Панкратьева.

– Что-то случилось? – настороженно спросил Зотов.

– Да так, ничего особенного, но обсудить надо.

– Хорошо, я постараюсь.

Старания Зотова привели к тому, что до дому он добрался в двенадцатом часу вечера. Панкратьева уже проверила у Федьки уроки и запихала его в кровать.