Огонь в океане

— Опять бахвальство! — обрезал Халиллев. — Они топильщики такие, что ты целый день был бледный, как моя бабушка после смерти. А сейчас ты храбрец. Ишь ты какой! Иди спать!

Трапезников, повинуясь приказанию, ушел из центрального поста.

— Не слишком ли много вы ругаете своего... парня? — едва не вырвалось у меня — Младшего сына. — Он матрос исправный.

— Парень хороший, — боцман говорил о Трапезникове чуть ли не с отцовской нежностью. — Я еще вышибу из него кое-какую дурь, вот увидите, какой он будет. У него еще много детской дури, а так он лучше всех... Во всяком случае, очень хороший матрос.

Прямо по носу на фоне низменного берега начал  вырисовываться силуэт транспорта. У нас не оставалось торпедного боезапаса, и новое обнаружение судов врага не могло вызвать никакого чувства, кроме досады и сожаления. Но недолго нам пришлось сокрушаться. С уменьшением расстояния мы убедились, что транспорт не движется, а стоит на месте без хода. Еще через несколько минут перед нами была полностью разгаданная картина. Мы имеем дело с вражеским транспортом, который торпедировали утром. Он лежал у самого берега на мели. Вся кормовая его часть была либо под водой, и ее не было видно, либо оторвана взрывом торпеды. Носовая часть, мостик и надстройка были над водой. Из накренившейся к берегу трубы шел едва заметный парок. У борта с нашей стороны стояли малый морской буксир и разъездной катер. Они, видимо, были заняты спасением людей и имущества. Обстановка казалась благоприятной для нас. Преследование нам не угрожало, и я решил показать результаты нашей утренней атаки экипажу.

Взглянуть хотя бы мельком на результаты своих боевых действий чрезвычайно интересно, но удается очень редко и далеко не всем подводникам. Поэтому каждый, подходя к перископу, испытывал радостное волнение.

— Голодные. Обед так и не доварили! — заявил без тени улыбки кок, оторвавшись от окуляра. — Из трубы дым все идет...

— Ты думаешь, трубы на кораблях из камбузов, что ли, идут? — с ехидцей спросил Трапезников.

— Лучше бы они шли именно из камбузов... — многозначительно ответил кок и ушел.

— Да, эта атака не по луне! Здорово! Но плохо, что второй транспорт все же ушел! — как бы про себя заявил матрос Викентьев, прильнув к окуляру перископа, от которого, казалось, его не оторвешь.

— Не уйдет! — возразил Каркоцкий, стоявший в очереди следующим. — Другие лодки его встретят. Мы же не одни в море. Им тоже надо над чем-то поработать...

Каркоцкий был прав. Рядом с нами боевую  позицию занимала подводная лодка «Гвардейка» под командованием бесстрашного Владимира Прокофьевича. Путь вражеских кораблей лежал через ее район. И надо было полагать, что транспорт, уцелевший в конвое после нашей атаки, окажется очередной жертвой «Гвардейки».

Зашло солнце, перистые облака красными маяками опоясали западную часть небосвода.

Мы всплыли.

Черная опасность 

На море бушевал шторм. Волны обрушивались на «Малютку». Если бы кто-нибудь наблюдал за ней с воздуха, ему, вероятно, показалось бы, что подводная лодка, встречаясь с темными горами волн, умышленно подныривала под них.

С мостика же чудилось, что гребни свинцово-темных волн врезались в небеса и грозно неслись над черными облаками.

— Держись за поручень! — послышался тревожный голос вахтенного офицера. — Держись!

Второй сигнальщик, матрос Мисник, увлекаемый волной за борт, застрял в ограждении мостика. За его правую ногу вцепился Косик и со всех сил тянул матроса назад. Мисник беспомощно повис в воздухе. Усилия одного человека были явно недостаточны для его опасения. Подскочив к месту происшествия, я уцепился за вторую ногу матроса, и до следующей волны нам удалось выволочить подводника под козырек рубки.

— Оказать помощь! — приказал я. — Штурмана на мостик!

Мы шли на боевую позицию, в «Севастопольский лабиринт». Так именовался минированный район, прилегавший к Севастополю.

В десяти-двенадцати милях от города проходила внутренняя кромка минного поля, которое полукругом опоясывало все побережье от Евпаторийского залива до мыса Сарыч.

Но внутренний район тоже не был чист. Кроме специальных противолодочных заграждений, в нем имелись поставленные еще до оккупации и при оставлении Севастополя минные банки. Никто не знал сколько-нибудь точно их местонахождение и количество.

Поэтому район Севастополя! считался очень опасным для подводного плавания.

По условиям обстановки «Малютке» надлежало подойти к заданной точке в южной части позиции. Чрезвычайно редкая в такое время года на Черном море штормовая погода, существенно влиявшая на скорость движения, не входила в наши первоначальные расчеты. Время на переход было ограничено, и штормовать длительно в подводном положении мы не могли. С другой стороны, личному составу перед занятием боевой позиции надо было хоть немного отдохнуть. Многие подводники были обессилены длительной качкой.

— Успеем ли подойти к точке, если сейчас погрузиться? Рассчитайте! — закричал я штурману, не зная, слышит он меня сквозь вой ветра и воды или нет.