— Хозяева приглашают в салон, на коктейль-партию. Там, говорят, познакомят с офицерами подводных лодок, которые нам передаются, и вообще... познакомятся с нами. Так что придется показать им... ваши оригинальные уши, — Трипольский дружески подмигнул Фисановичу и пошел к выходу.
Я пытливо глянул на своего соседа и только теперь убедился, что у него действительно редкостные уши. Герой Советского Союза Изя Фисанович, или Фис, как его называли подводники, родом из-под Харькова, в свое время по путевке ленинского комсомола был послан в Военно-морское училище имени Фрунзе. Окончив его и попав на подводные лодки Северного флота, он сравнительно быстро занял место в рядах прославленных подводников. На его боевом счету числилось четырнадцать потопленных фашистских транспортов и кораблей. О Фисановиче я слышал еще на Черном море, но познакомился с ним только на английской земле. Он обычно удивлял новых знакомых своим сугубо штатским видом, мало вяжущимся с представлением о «морском волке». Коротко остриженная голова, оттопыренные уши, разные по величине и форме, вечно воспаленные oт полярного ветра глаза. Все это не вязалось с распространенным в литературе довольно шаблонным образом бородатого капитана, «стальными» глазами уставившегося во мглу бушующего моря.
Взгляд у Фисановича был вовсе не стальной, голос не охрипший, даже несколько женственный, не любил он ни пить, ни осыпать подчиненных ругательствами.
Он был интересным собеседником и очень остроумным человеком.
Раньше чем через полчаса мы были в каюте командира дивизиона.
В салоне, который сквозь густой табачный дым нельзя было окинуть глазом, было шумно. Держа в руке стаканы с крепкими смесями джина и виски, с различными соками и время от времени отпивая из них, офицеры беседовали, стоя группами и сидя на многочисленных низеньких и причудливых диванчиках, размещенных вдоль стен.
Наше появление не было замечено присутствовавшими, и я почувствовал себя в неловком положении незваного гостя. Вероятно, и остальные мои товарищи испытывали такое же чувство.
— О-о-о! Наши гости! Очень приятно! — подскочил к нам, наконец, быстрый в движениях, щупленький англичанин с нашивками старшего лейтенанта. — Меня зовут Лейкок, я назначен офицером связи к вам.
Лейкок говорил по-русски без какого бы то ни было акцента. Внешность нашего нового знакомого ничем характерным не отличалась. Я подумал, что он русский, и высказал это.
— Нет, мистер Иосселиани, — как-то холодно улыбнулся Лейкок, обнажив свои белоснежные, но, кажется, вставные зубы. — У меня только мама была русской, сам же я англичанин.
— Ну, у него и папа, положим, был русским капиталистом... Но не будем об этом говорить, — украдкой шепнул мне на ухо капитан второго ранга Сергей Зиновьев. — Ты его смущаешь.
— Откуда ты знаешь?
— Я же приехал на острова немного раньше вас, — объяснил Зиновьев. — Пока вас здесь ждал, часто приходилось бывать в компании офицеров. Они все выболтали. Его папаша, некий Кукин, был владельцем Владивостокских холодильников...
— Да что ты?!
— Представляешь, как он рад нас с тобой видеть?
Мы переглянулись.
Трипольский подвел к нам невысокого бородатого лейтенанта.
— Дэвис, — протянул он мне руку. — Говорят, вы будете у меня отбирать подводную лодку.
— Иосселиани. Почему отбирать? Мы же с вами союзники и... друзья?
— Вы правы, но... другую лодку под свое командование я не скоро получу.
Около нас образовалось кольцо офицеров. Люди подходили и знакомились с нами, обмениваясь несколькими общепринятыми фразами.
К нам подвели изрядно подвыпившего офицера.
— Командер Чоувел, — представился он.
— Потопил русскую подводную лодку,:
— ухмыляясь, сообщил о нем лейтенант Дэвис.
— Я русских всегда любил, хотя и не приходилось их так близко видеть, как сегодня, — запинаясь, заговорил Чоувел. — Даже больше того: приходилось топить русские подводные лодки...
— Где же вы их топили? — не поверив этой болтовне, спросил я.
— Нехорошо вспоминать. Это произошло, когда вы с Финляндией воевали. Я на своем миноносце был в дозоре у Нордкапа, обнаружил вашу лодку, пробомбил ее и, к сожалению, потопил. Меня наградили вот этим орденом, — он не без гордости показал на орденскую ленту, прикрепленную к его тужурке.
— Мы же с вами не воевали?
— Мы же, дорогой, — люди военные, нам не положено знать: кого бить, за что бить и многое другое. Мы выполняем приказы... — ответил Чоувел.
Я со вниманием прислушивался, и мне начало казаться, что рассказ подвыпившего офицера — правда. Но один из наших командиров подводных лодок — Панков — внес существенные дополнения в этот рассказ. Вмешательство Панкова было для всех неожиданным, и впоследствии я раздумывал о том, что немало было в военное время самых удивительных случайностей. К ним, на мой взгляд, и относилась встреча Чоувела и Панкова.
— Вот кто меня, оказывается, лупил! — вмешался в разговор Панков. — Вы, следовательно, меня хотели потопить?
— Вас? Потопить? Почему? — растерянно забормотал англичанин, устремив свой взор на нового собеседника. — С кем имею честь?
— Я командир той самой лодки, которую вы топили.
— Вы шутите?