Огонь в океане

Видя общее смятение, растерялся и рулевой сигнальщик, который вместо ста девяноста восьми градусов неизвестно сколько времени продержал корабль на курсе сто восемьдесят восемь градусов.

Когда, наконец, центральный пост успокоился и командир получил возможность глянуть в перископ, конвой уже ушел. Ни о какой атаке мечтать уже не приходилось.

Вербовский долго смотрел в перископ «Камбалы», идущей почти в кильватере, но далеко сзади конвоя, который, очевидно, даже не подозревал о нашем присутствии в районе своего следования.

В отсеке все избегали смотреть друг другу в глаза. Стыдно было не только за провал, но я за бахвальство и самоуверенность, в которой каждый из нас в той или иной мере неоднократно расписывался еще в базе, на переходе и даже на позиции.

Казалась, ничто уже не могло нас развеселить. Но на войне, оказывается, бывают неожиданности, которые нельзя предусмотреть.

— Транспорт взорвался, тонет! Одновременно со словами командира мы отчетливо услышали два отдаленных раскатистых взрыва.

— Что случилось?

— Он же видит, что мы не можем, вот и решил сам утонуть, — довольно некстати рассмеялся лейтенант Любимов, вызвав прилив нового гнева у Вербовского.

— Транспорт на мине взорвался, — бросил командир, закончив пространное нравоучение съежившемуся, как загнанный в ловушку кролик, штурману.

— Нет, не то, — решительно возразил Иван Акимович, — транспорт утопила «Зубатка».

— Нет, — упорствовал Вербовский, — «Зубатка» должна быть гораздо южнее.

— Так она, видно, пошла навстречу врагу... Командир остался при своем мнении, хотя, как  потом выяснилось, транспорт действительно потопила подводная лодка «Зубатка», которой командовал старший лейтенант Александр Девятко.

Весть о том, что фашистский транспорт погиб, молнией облетела все отсеки. Люди, казалось, совсем позабыли о своей боевой неудаче.

Словно деревянной кувалдой били по легкому корпусу подводной лодки, — до нашего слуха начали доходить звуки отдаленных подводных взрывов.

— Право руля! Ложиться на курс десять градусов! Хм, и немцы тоже, как и наш Иван Акимович, думают, что их атаковала лодка, — ухмыльнулся Вербовский, опуская перископ. — Начали бомбить море...

— Они преследуют лодку, — Ставкеев твердо стоял на своем. — Во всяком случае, хорошо, что мы поворачиваем на обратный... А то утопила «Зубатка», а, не ровен час, отлупить бомбами могут нас. Куцему всегда попадает больше всех.

— Да, правда, совести-то у фашистов... — начал было Любимов.

— Отставить болтовню! — грубо оборвал его Вербовский. — Непонятная у вас страсть к болтовне...

Новые взрывы глубинных бомб еле улавливались. Постепенно их вовсе не стало слышно. Мы отошли к северу.

Вербовский вызвал меня в кают-компанию. Там уже были Иван Акимович и Любимов, разложивший на столе крупномасштабную карту района боевых действий.

— Давайте проанализируем графически ваше предложение и мои действия! — с ходу предложил командир.

По смягченному тону я понял, что с ним уже побеседовал Иван Акимович.

На карте были вычерчены несколько возможных вариантов атаки при различных способах боевых действий. После тщательного изучения тех и других Вербовский, к его чести, признал, что мое предложение, хотя и не полностью обеспечивало гарантированную  и успешную торпедную атаку по транспорту фашистов, было наиболее целесообразным. Он принял вину за срыв атаки на себя, хотя львиная доля ее лежала и на Сазонове, и на Калякине, и на мне. Ведь не кто другой, как я, помощник командира, был ответствен за слаженную и четкую работу центрального поста, который не выдержал испытаний. А центральный пост — это мозг подводной лодки. От его четкой работы зависит успех в бою.

Ошибки, способствовавшие срыву атаки, были с большой тщательностью разобраны не только непосредственными виновниками, но и остальными товарищами. Подводники, выполнявшие свои обязанности отлично, были поощрены приказом командира, несмотря на то, что корабль в целом не имел боевого успеха.

Оставшиеся дни пребывания на позиции не принесли ничего нового. Мы больше не имели встречи с транспортами и судами фашистов. «Камбала» повернула курсом в базу.

Возвращались мы ранним летним утром. Солнце еще не .успело осветить верхушки гор, амфитеатром окружавшие наше место базирования.

В войну у подводников выработалась традиция, по которой лодку, возвращавшуюся из боевого похода с победой, встречал весь личный состав соединения, независимо от того, в какое время суток она входила в базу. Нам такая торжественная встреча не полагалась. Нас должен был встретить лишь командир дивизиона. Однако лишь только мы показались в бухте, нас засыпали поздравлениями с береговых постов наблюдения. На кораблях выстроились стройные ряды матросов, старшин, офицеров. На многочисленных мачтах взвились флажки — сигналы с поздравлениями.

— Что это? — невольно вырвалось у Вербовского.

— Вероятно, недоразумение, — спокойно ответил Станкеев.

— На всех кораблях и постах позывные «Зубатки»! — внес пояснение доклад сигнальщика.

Произошло недоразумение.

— Поднять наши позывные! — не без досады скомандовал Вербовский сигнальщикам.