Огонь в океане

— На то и война! — вмешался Каркоцкий. — В войну везде опасно... и жертвы всякие бывают. Только липовые вояки могут рассчитывать на войну без жертв.

— А что ты думал? Думал, что американцы тебя в бронированный колпак посадят?

— Да я же ничего не говорю, — отступил матрос. Это был черноглазый курчавый парень.

— Вы, старшина, в самом деле напрасно напустились на матроса, — вмешался я, — он прав: если борт пробьют, то в кубрик действительно хлынет вода. Рыб здесь не будет... Ни одна уважающая себя рыба сюда не войдет. Слишком уж неуютно. В их распоряжении целый океан, зачем же они сюда будут лезть? Там для них лучше.

Лица моряков были мрачны. Моя шутка не вызвала ни одной улыбки.

— Не забывайте, что торпеды попали в корму корабля, а наши люди были, как и мы с вами, в носовом трюме, — добавил я.

— Война с призраками в полном разгаре, — шепотом отрапортовал мне Паластров, с биноклем в руке стоявший на левом крыле капитанского мостика,  когда я подошел к нему. Он не сходил отсюда с самого момента объявления тревоги.

— По каким мишеням бьют?

— Все время слежу.... Сейчас обстреливают вот эту несчастную льдышку! — капитан-лейтенант протянул мне бинокль.

Мейер выглядел несколько успокоившимся. Он прохаживался по мостику, поминутно прикладывая к глазам бинокль с коричневой, местами потертой обивкой.

— Как вы думаете, мистер командер, откуда нам сейчас грозит опасность? — Мёйер подошел ко мне и глянул на мою орденскую планку.

— Подводная опасность почти миновала. Вы же видите, что делается, — я показал на кормовую часть горизонта, где водяные шапки, вздымавшиеся над местами разрывов глубинных бомб, создавали впечатление, будто студеное море вдруг начало бурно кипеть.

— Это ничего не значит. Они бомбят рыбу. Если бы они умели бомбить! — капитан махнул рукой. — Вы знаете, что сообщили несколько минут назад?

— Кто сообщил?

— Начальник конвоя... А ему наврали те, кто преследует фашистские подводные лодки.

— Что?

— Будто шесть нацистских подводных лодок уже потоплено. — Капитан скупо улыбнулся.

Неожиданно пушки перестали палить. Капитан пришел в замешательство.

— Что случилось? — грозно крикнул он на бак.

— Пушки перегрелись! Нужен перерыв! — коротко ответили артиллеристы.

— Эх, и болваны же! — возмутился Мейер. — Мистер командер, у вас артиллеристы тоже такие же болваны, как мой Одд? Сейчас самое ответственное время, надо стрелять, а у него орудия греются...

Я пожал плечами.

— Почему вы думаете, что подводные лодки не потоплены? — казалось, Паластров затратил весь свой запас английских слов, чтобы спросить это.

— Что вы сказали? — Мейер не понял его. Микрофон ультракоротковолнового передатчика опять захрипел. Начальник конвоя объявил, что потоплены еще две нацистские подводные лодки.

— Мой коллега хочет знать, почему вы не верите в правильность этих сообщений? — пришел я на помощь Паластрову.

— Я просто не верю, что Гитлер имел так много подводных лодок. Мой корабль недавно начал ходить в конвоях, но за это время наши миноносцы объявили потопленными более двухсот, подводных лодок. Это же фантазия!

От беспрерывной стрельбы пушки стали накаляться и на других «Либерти». Транспорты один за другим прекращали огонь. Мейера это привело в бешенство. Он полагал, что подводная опасность не миновала и стрельба из пушек — единственное надежное средство против нее.

Переубеждать его мы не брались, да и вряд ли смогли бы это сделать: он никому и ничему, казалось, не верил.

Однако капитану недолго пришлось сокрушаться. Орудия снова становились способными палить во все стороны. Один за другим корабли вступали в «бой», и вскоре всеобщая стрельба возобновилась.

—  «Волчьи стаи» боятся, мистер командер, только шума. Когда мы стреляем, они думают, что мы их видим и преследуем. Они тогда отказываются от атак. А когда мы молчим, они топят нас, — философствовал Мейер, ободренный возобновившейся стрельбой.

«Волчьими стаями» именовались маневренные группы фашистских подводных лодок. Они обычно состояли из семи-девяти подводных лодок, управляемых одним командиром. Такие группы действовали по единому плану и наносили большой урон союзникам.

К вечеру стрельба затихла. Ночь, которую в этих широтах в мае заменяют недолгие сумерки, прошла сравнительно спокойно. Правда, по ультракоротковолновой связи беспрерывно шли приказания и информации. Летчики, патрулировавшие в воздухе, сообщали  данные о «волчьей стае», которая, по их словам, все время пыталась догнать наш конвой. Но, загоняемые будто бы под воду самолетами прикрытия, лодки не могли соревноваться с нами в скорости и постепенно отставали.

Утром, после очередной беседы с матросами и старшинами, я поднялся в штурманскую рубку. Капитан Мейер занимался прокладкой курса «волчьей стаи», пользуясь для этого данными летчиков и вымеряя расстояния от страшных «стай» до нашего конвоя.

— Неужели та самая «стая», которая нас атаковала вчера? — спросил я.

— Та самая, — со вздохом признался капитан, — все девять штук. Ни одна не отсутствует. Как видите, утопленники воскресли. Ваши коллеги живучи, правда?