Снег едва сошёл, и чёрная жирная земля не успевала впитывать влагу, превращаясь в вязкое месиво, хлюпающее под копытами и срывающее подмётки с сапог. Солнце, тепло припекавшее с утра и растопившее промёрзшие за ночь лужи, последний раз блеснуло лучами, отразившись яркими бликами от их поверхности, и постепенно скрылось, уступив место серой хмари. Ещё холодный ветер дерзкими порывами взметнул волосы, запутался в гривах лошадей, и подёрнул рябью водную гладь.
Ярый осторожно ступал по раскисшей дороге, то и дело оскальзываясь. Пасита, потянул повод, заставляя коня сойти на обочину, чтобы тот не переломал себе ноги. Защитник остановился и обернулся:
– Может, всё-таки сядешь в седло?
– Разве мы сильно отстали?
Кира упрямо шла пешком, ведя свою лошадь в поводу. Молокосос и заучка, видимо из солидарности, последовали её примеру. Пасита пожал плечами. В конце концов, раз им так нравится, пускай месят грязь и дальше. Нагрузка лишней не будет.
Припомнились годы обучения, когда их, курсантов, поднимали спозаранку и сутками гоняли по промозглым осенним предгорьям, пока они не валились с ног от усталости. Как бы то ни было, но девчонке это тоже предстоит, если, конечно, Махаррон не соизволит сделать поблажку для внучки. Отчего-то тин Хорвейг в этом сомневался, он слишком хорошо знал Настоятеля.
Стоило представить Киру босую, бегущую сломя голову по редколесью среди толпы полуобнаженных курсантов, пышущих здоровьем, юностью и силой, стремящихся при каждой возможности похвалиться друг перед другом удалью, Пасита ощутил болезненный укол ревности. Да и наставники тоже не исключение. Можно предложить ей своё покровительство, тогда никто бы не посмел и взглянуть лишний раз в её сторону… Отчего-то он был уверен, Кира скорее сдохнет, чем согласится.
Внезапно Защитник осознал, он так зациклился на том, чтобы привезти девчонку в Орден, что ему ни разу не пришло в голову, что она окажется там единственной девушкой-курсантом. Других женщин в Ордене нет, не считая прислуги. Волей-неволей ей какое-то время придётся жить и учиться бок о бок с другими мужчинами. Общаться с ними. Заводить друзей и врагов. И все они молодые, знатные и не очень, но по большей части привлекательные, привыкшие к повышенному вниманию и безотказности.
Сломать, привязать, сделать зависимой, увидеть, как ненависть в глазах сменяется желанием… Только вот после его интерес пропадал, как и не было, и приходилось искать другую игрушку. Нет, он не жаловался, ведь ему был важен сам процесс…
Ушедшие в сторону мысли плавно вернулись к Кире. Свои чувства к ней он не мог понять, хотя с тем, что они есть уже успел примириться. Одно Пасита знал точно – сломать, как других, её не выйдет, легче просто убить. Но, как ни странно, ему ни того, ни другого и не хотелось. А хотелось увидеть такой вот открытый, обращённый к себе взгляд. Искреннюю улыбку, предназначенную ему одному.
Тин Хорвейг невольно обернулся и раздражённо скрипнул зубами. Будто нарочно, Крэг что-то весело рассказывал, Кира улыбалась во весь рот, то и дело поднимая глаза, чтобы заглянуть ему в лицо. Идти было трудно, и совсем неудивительно, что девчонка поскользнулась и едва не упала. Молокосос поспешил придержать её за талию. Встретившись в этот миг взглядом с Паситой, Крэг нехотя убрал руку, но сделал это так естественно, без поспешности, что не вызвал и тени подозрений у Киры. Откликаясь на заклокотавшую у горла ярость, в груди тин Хорвейга расцвёл огненный цветок, отразившийся блеском пламени в глазах.
Пасита усилием воли заставил себя отвернуться. Со стороны все выглядело довольно невинно. Похоже, молокосос держится, так что ему самому и подавно не подобает выказывать слабость.