Огонь войны (Повести)

Он лежал, прижимаясь к земле. В черном небе то и дело вспыхивали и медленно опускались осветительные ракеты. Выбрав момент, Генджи поднялся и стремительно кинулся через поле. Сверху, словно прожектор, ударил по нему нестерпимо яркий свет ракеты, и он снова приник к земле. Но едва погасла она, вскочил и побежал дальше, боясь только одного: чтобы не подстрелили свои.

Перед окопом он снова упал, прислушался. Было тихо, но его напряженный слух уловил впереди не то шепот, не то шорох осыпающейся земли.

— Ребята! — позвал он негромко. — Товарищи!

— Пароль! — сразу же откликнулись из-за бруствера.

— Я свой, — захлебываясь ст радостного волнения, заговорил Генджи, — я во вчерашнем бою к немцам попал, убежал.

— Не русский, что ли?

— Туркмен я.

— Один?

— Один.

— Ну, давай ползи. Только смотри — мы наготове. Чуть что — на тот свет пойдешь.

Генджи узнал голос.

— Это ты, Мороз?

В окопе помолчали. Потом тот же голос сказал:

— Генджи, что ли?

Сатыбалдыев молча выслушал его сбивчивый, горячий рассказ. Потом сказал:

— Вот ведь как бывает. Ну, ладно. То хорошо, что хорошо кончается. Вовремя ты явился. На рассвете уходим. Сменяют нас. Иди отдыхай пока.

Сильно поредевший, измотанный боями взвод Сатыбалдыева отвели на отдых. Солдатам выделили домик, стоящий среди виноградников.

День был теплый. Генджи лёг в тени под яблоней, закинул руки за голову и стал бездумно, наслаждаясь бездельем и тишиной, смотреть в синее небо. Там, в вышине, совсем как в мирное время, кружились голуби, и ему приятно было следить за их полетом.

Неподалеку, в соседнем доме, остановились солдаты из пополнения. Они разговаривали, смеялись, плескались водой, но Генджи не обращал на них внимания. И вдруг ему показалась, что там раздался хрипловатый басок Хайдара. Генджи сразу же сел, вглядываясь в лица солдат. И он увидел Хайдара. Голый по пояс, он вытирал полотенцем свою щуплую грудь и блаженно улыбался.

— Ну, рассказывай, вояка, — сказал Хайдар, — сколько человек уже убил.?

Генджи нахмурился.

— Я солдат, не убийца.

— Ладно, не придирайся к словам. Конечно, я имел в виду фашистов.

— Не считал…

Хайдар нагнулся, сказал доверительно:

— Напрасно. Может пригодиться. Мне тут наши ребята рассказывали, что ты уже успел подпортить свою биографию…

— То есть как это?

— Ну, ну, не смотри на меня так. Был в плену?

— Так я же… — от возмущения у Генджи сорвался голос.

— Не кипятись, — Хайдар посмотрел на него с обидным сочувствием. — Я же объяснял тебе, что такое анкета. Там, — он многозначительно поднял палец, — не будут разбираться, кто ты, да что ты, просто дадут анкету — заполни. А в ней — такой вопросик: «Был ли в плену?» И в скобочках пояснение: да, нет. И все. Написал «да», — значит, нет тебе доверия.

— Да что я — враг народа, что ли? Я же не сам, в бою оглушило меня…

Хайдар усмехнулся:

— И туго же до тебя доходит… Я ж говорю: только «да» или «нет». Понял? Без всяких комментариев.

— Так я же сбежал, к своим вернулся, — возмутился Генджи. — Одну только ночь…

— «Темная ночь», — пропел Хайдар и сразу же нахмурился. — За одну ночь, знаешь, что сделать можно? Докажи, что ты не дал там подписку.

У Генджи сжались кулаки.

Хайдар обнял его за плечи, заглянул в глаза:

— Ну чего ты… Я же тебе добра желаю, по-дружески. Как-никак старше тебя, кое в чем разбираюсь лучше. Я-то верю тебе, а вот другие… Так что не сердись.

Генджи вызвали в штаб. Командование представляло его к награде, и надо было заполнить анкету.

Ручка дрожала в его пальцах. Он вдруг вспомнил, что именно такая же, тонкая ручка была у фашистского офицера.

Фамилия… имя… год рождения… социальное происхождение. Нетвердой рукой выводит он ответ за ответом. И кажется ему, что Хайдар стоит за спиной и усмехается недобро, обнажая свои желтые зубы.

Он проснулся, когда еще только рассветало, и почувствовал щекочащий ноздри запах дыма. Наверное, это и разбудило его.

— Ага, проснулся, — равнодушно сказал Хайдар. — Заполнил анкетку?

До чего же неприятный человек, этот Хайдар. Он просто не может не делать людям зла.

Генджи сел, протер глаза, потянулся, хрустнув суставами, и стал смотреть, как Хайдар раздувает огонь под котелком. Вокруг валялись перья. «Что это он варит» — подумал Генджи и вдруг догадался: голубей!

Он вскочил, сжал кулаки.

— Ты что делаешь? — голос его прозвучал слишком громко в предутренней тишине.

Хайдар отпрянул, испуганно взмахнул руками.

— Тише ты, раскричался… Не видишь — завтрак готовлю. Попробуешь — пальчики оближешь.

— Да ты… ты… — Генджи от возмущения не находил слов. — Ты — негодяй! Вор!

Хайдар уже успокоился, снова присел у костра. Сказал:

— Хватит громких слов. Подумаешь, пара жалких голубей… Из-за этого такой шум.

— Да ты позоришь имя солдата! — крикнул Генджи. — Чтобы набить только брюхо, ты готов на любое… на любую подлость!

Внизу текла речка. Отсюда, с холма, было видно, какая в ней чистая прозрачная вода, и слышно, как журчит она, негромко и ровно. В соседнем лесу заливались соловьи. Небо над головой было синим, и белые легкие облака на нем висели неподвижно, пронизанные солнцем. Солнечные лучи согревали землю, и она пахла дурманно, волнующе.