Огонь желаний

Из окна экипажа девушка видела прогуливающихся парижан, которые казались совершенно беззаботными, и кафе со столиками, выставленными прямо на улицы. У столиков сидели посетители, оживленно беседуя за стаканчиком вина, и вино от необычно яркого освещения витрин и фасадов играло всеми цветами — янтарным, зеленым, желтым, розовато-лиловым.

Экипаж свернул на площадь Оперы.

«Гранд Опера»- нарядное, великолепное здание Гарнье, отделанное золотом и мрамором, было похоже на романтический сказочный замок.

Вада спрашивала Нэнси Спарлинг об оперном театре.

— Это нечто грандиозное: роскошное, немного пошловатое, веселое, таинственное и впечатляющее зрелище, — ответила она.

Девушка знала, что в этом театре была самая большая сцена в мире.

Они ехали теперь по улице Мира, центру парижской изысканности и изящества. В этот час ночи знаменитая улица была почти безлюдна.

Затем экипаж въехал на Вандомскую площадь. Над зданием министерства юстиции и домом, где жил Шопен, уходила ввысь огромная белая колонна Траяна[1], водруженная здесь в честь Наполеона Бонапарта.

— Все это просто великолепно! — восхищалась Вада.

В отеле «Мёрис» она заметила, что никого особенно не интересует ее объяснение, что мисс Хольц приедет позже.

Поверив на слово, что Вада и есть мисс Спарлинг, ее и Чэрити проводили в очень просторный и тщательно убранный номер.

Девушка невольно подумала, что только такие апартаменты и могла выбрать для нее ее мать.

Толстые пушистые ковры устилали комнаты, а бахрома с кисточками украшала тяжелые бархатные портьеры.

Все мягкие, обитые дамастом стулья оказались в чехлах, но в этих комнатах было больше света, чем в каких-либо других, где Ваде приходилось бывать прежде.

По обеим сторонам гостиной, расположенной в центре номера, находились две большие спальни и одна поменьше, видимо, предназначенная для служанки. Кроме того, в номере было несколько ванных комнат и множество шкафов, буфетов, антресолей — при виде их Вада подумала, что ее багаж слишком мал для отведенного ему места.

Несмотря на поздний час, Чэрити настояла на том, чтобы распаковать несколько дорожных сундуков, и Вада распорядилась, чтобы ужин принесли в номер.

Покончив с едой, девушка отодвинула стул и сказала:

— Вот мы и в Париже, Чэрити! Я так боялась, что мы никогда сюда не попадем.

— А я бы нисколько не расстроилась, если бы никогда больше не увидела эти чужие кварталы! — ответила Чэрити. — Я уже однажды сказала, мадам: «Я слишком быстро старею, чтобы скитаться по свету, как будто мне восемнадцать лет».

— Но это же настоящее приключение, — мягко возразила Вада.

— Приключения — для тех, кто их любит. Мне бы не хотелось, чтобы вы, мисс Вада, затеяли что-нибудь более рискованное и дерзкое, чем просто легкие прогулки по улице Риволи.

— Думаю, что это самое скучное из всего, что может со мной приключиться, — улыбнулась девушка. — По меньшей мере я могу вообразить смелого темноглазого француза, который из-за меня дерется на дуэли в Булонском лесу.

— Ну уж этого я не допущу! — решительно заявила Чэрити, и Вада рассмеялась.

Ей в самом деле было интересно знать, привлекла бы она внимание тех французов, которых видела за столиками кафе.

Несмотря на свои белокурые волосы и голубые глаза, Вада была типичной американкой, но не могла с уверенностью сказать, преимущество это или нет.

После того как девушка переоделась ко сну, Чэрити еще долго суетилась в спальне, шурша тонкой оберточной бумагой. Но наконец она выдохлась и ушла к себе.

Оставшись одна, Вада подошла к окну и раздвинула шторы.

Окна номера выходили на улицу Риволи, за ней виднелся сад Тюильри.

Она вспомнила, что этот сад, на который сейчас опустилась ночная мгла, когда-то был местом героических и кровавых сражений.

Мисс Чэнинг рассказывала ей на уроке, что в 1792 году Людовик XVI сдал Тюильри вторгшейся толпе революционеров, и его швейцарская гвардия, которой он отдал приказ прекратить огонь, потеряла две трети своих солдат, когда те, отступая, пытались бежать через парк.

Какими скучными и безжизненными казались ей эти сведения на уроках истории и как по-новому она воспринимала все это сейчас, видя сад и живо представляя, что тогда происходило.

Вада и раньше знала, что Париж выглядит очень ярко, но электрический свет, появившийся здесь три года назад, положил начало новому Парижу — «городу Света», сделав его еще более прекрасным, и девушка едва могла поверить в то, что видит все это наяву.

Вокруг сверкали круглые блестящие шары, — они как бы сбегали вниз по улице, но особенно много их было справа — там, как догадалась Вада, находилась площадь Согласия.

Шары казались блестящими золотыми апельсинами, светящимися в темноте.

«Я в Париже, и я свободна! — сказала себе Вада. — Это самое волнующее мгновение в моей жизни!»

Глава 3

Утром, задолго до того, как Чэрити была готова, Вада встала, оделась и в приподнятом настроении предвкушала встречу с Парижем.

— Не спешите, мисс Вада, — повторяла Чэрити, — я должна сначала разобрать вещи.