Огонек

– Сказала же, неправильный ты! – укоризненно пожурила свеча. – Мы, свечи, тепло отдаем да плавим тягучий воск. И никогда не хвастаемся – не ослепляем друг друга, даже коли умеем! – с ярой завистью вскрикнула она.

– А я… не хвастаюсь… – начал было малыш, но свеча перебила его скрипучим смехом:

– Совсем ты не Огонек, а непонятно что такое! – обидела она, а Сириус набрался храбрости: в один прыжок оказался рядом и что было силы дунул на ее заносчивое пламя.

Сизым дымом истаяла злобная насмешка, и остальные свечки тут же замолчали. Смирно вытянулись их фитили.

– Огонек? – тихо позвал Сириус, пытаясь найти глазами среди дымного марева свое ласковое облачко. – Поди сюда, малыш, или покажись хотя бы.

Тусклым шаром выплыл Огонек к Сириусу, не звеня и не искрясь. Слышно было только тихие всхлипы, как трель разлетающихся стеклянных осколков.

– А ты не плачь, – подбодрил кот, помогая Огоньку забраться к себе на спину. – Вредные они, эти свечи, ты их не слушай.

– Кто же я? – отозвался Огонек и раздосадовано добавил: – Не свеча.

– Не свеча, – подтвердил кот. – Но, быть может, ты – искра? Я видел, как они разлетаются яркими всполохами, совсем как ты. А еще любят хихикать и позировать, веселые они – каминные дочери. Точно знаю, они тебя к себе примут. Не оставаться же тебе здесь, с этими… – и Сириус с пренебрежением покосился на свечи.

Камин давно догорал, и редко пробивались из-под гущи серого пепла языки засыпающего пламени. Сириус присел прямо перед кирпичной аркой, украшенной лозами изумрудного плюща. Из красных, белых и синих носков торчали головы Щелкунчиков в высоких шапках и самые разные сладости. Аккуратные веточки остролиста переплетались с омелой и сухими дольками апельсинов: примостились вдоль декоративного плюща, как конфетти на елке.

Огонек спустился с кошачьей спины и внимательно присмотрелся к красно-рыжим тлеющим углям.

– Где же искры? – спросил он и забряцал вопросительным звоном.

Сириус улыбнулся так, как может улыбаться только настоящий кот: хитро и загадочно, словно он – и только он один – ведает самую большую тайну на земле.

После Сириус обошел камин и ловко забрался на кирпичный выступ, запрятанный среди густых зеленых листьев, на котором покоилась железная кочерга.

Выгнулся, нарочито сладко зевнул и встрепенулся, а потом – раз – и столкнул кочергу в топку задними лапами; тут же отпрыгнул как можно дальше.

Послышался глухой стук, и в следующую секунду потемки озарил всполох рыжеватых брызг. А из топки, как в настоящей сказке, толпой ослепительных фейерверков вылетели беззаботные шумные искры.

Сириус улегся поодаль и принялся тщательно вылизывать шелковистую шерсть, не забывая то и дело поглядывать на своего маленького сияющего друга.

А Огонек тем временем замер в детском восхищении, забывая даже поблескивать. Он неотрывно следил, как рассыпаются на тысячи песчинок, словно крошечные звезды на небесном полотне, каминные сестры. Они заливались ласковым смехом и перекликались друг с другом задорными песнями. Кружились в сливочном вальсе и, подобно кружевам, сплетались в изысканные узоры.

– Прекрасные искры! – с восторгом вскрикнул Огонек, а они вдруг дружной стайкой ринулись вниз и завертелись над ним хороводом.

– Какой забавный! – послышалось с одной стороны.

– Какой красивый! – восхитились с другой.

– А как блистает, как блистает! – заметили с третьей.

– Как елочная мишура в отблесках огня!

– Как блики на хрустальных каплях воды!

– Кто же ты? Кто же ты? – в один голос потребовали искры.

– Я – Огонек! – ответил он и, подумав, поправился: – Или облачко, или звезда… Но я не кот и не свеча!

Искры засмеялись так заразительно, что даже Сириус не сдержал легкой улыбки, поблескивая желтыми глазами.

– А может быть, я – искра? Такой же, как и вы? – с надеждой в голосе отозвался малыш.

Искры в момент стихли, тревожно зашептались и засуетились. Затем несколько раз облетели вокруг Огонечка суматошливым порывом и снова о чем-то заволновались.

Сириус замер в напряжении, не отводя острого взгляда от толпы дочерей пламени.

Наконец одна из них заговорила:

– Ты, Огонечек, прекрасное творение, – от веселья в ее голосе осталась неясная рассеянность и досада, – самое прекрасное из всех, что нам довелось увидеть в эту волшебную ночь. Только вот не наш ты, мерцающий малыш, не пылом рожденный.

– Но погоди отчаиваться! – вмешалась другая искра. – Наш век – короткое мгновение пляски, ослепительная секунда радости. Отнюдь – мы не вечные и времени сиять нам отмерено совсем немного.

– Но ты, Огонечек, – подхватила третья, – будто бы вечный!

– И нам не по пути, маленькое солнышко наступающего праздника, – с сожалением вздохнули сестры-искры в один голос, – но и ты свой путь обязательно найдешь!

Выкрикнули и в последний раз вспорхнули к потолку; задребезжали, захохотали и растаяли ясными вспышками в ночном сумраке, серыми хлопьями пепла медленно опустились на мягкий ковер.

– Обязательно найду… – повторил Огонек и умолк.

Кот вздохнул, тряхнул хвостом и едва слышно подошел к своему блестящему облачку.