— Стой, говорю ему, а он ползет, — рассказывал Опанасенко, тоже, как и Гордиенко, хохол. — Стой, кричу, а он молчит и лезет. Я тогда дал очередь из автомата, а он все ближе. Прибежал начальник караула, я ему докладываю. Говорю: лезет! И еще курит. Лезет и курит. Пошли смотреть. Автоматы наготове. Действительно что-то светится в темноте. Подходим — пень гнилой. Я его из автомата раскрошил. Гнилушки так и горят. А я думал: диверсант. Вот стерва — еще курит!
Опанасенко в бригаде — самый положительный. Иногда он заменяет Костыля.
Армейская тема — обычная. Меняется ландшафт. Теперь перед нами пески Средней Азии.
— Помню, похоронили секретаря ихнего горкома. Поставили памятник и к нему — почетный караул. А жара — тридцать градусов. Или сорок! Я в увольнении был, проходил мимо. Говорю им: «Что вы тут стоите, ребята, такого дурака стережете? Вы бы шли купаться». Смотрю, они и правда, поотрезали куски от черных траурных лент, сделали плавки и прыг в большой арык. Хорошо, что никто не видел, а то бы запросто могли на десять суток на губу загреметь.
— Да… В армии с этим просто.
Гордиенко дождался своего момента. Теперь его очередь.
— У нас один хохол стоял у знамени. Надоело. Закурил. Офицер заметил, позвонил начальнику караула, но чуть отвернулся, и солдат окурок в ствол. Большим пальцем прикрыл, дым выпустил. Прибежал начальник караула, обыскали солдата с ног до головы. Ничего нет! «Курил?» — спрашивают. Отвечает: нет. А карабин он держит и не отдает, как положено по уставу. Да и невдомек. Наконец, говорят ему: ладно, признайся, ничего тебе не будет. Сознался.
— И что? — спросили мы все разом.
— Дали трое суток увольнительной, но предупредили: «Смотри, еще раз закуришь, за эти трое суток двадцать суток гауптвахты получишь».
Без всякой связи мордвин Коля Мунгин произнес:
— А ураган корову может поднять. — И замолчал. Понял, что брякнул что-то не к месту.
— Ага… Быка даже, — отреагировал Гордиенко.
Но все уже с удовольствием переключились на новую тему.
— Нет, правда, — сказал образованный Стиляга. — Я читал, что смерч с водой из океана засасывает рыбу.
— А кита, интересно, сможет поднять? — мечтательно спросил Мунгин.
— Нет, не поднимет. А кран, я думаю, унес бы.
— Смотря какой… Витькин не взять.
— Конечно… У Витьки сорок четыре тонны.
— Смотри, смотри! Стрелу развернуло!..
На вопль все разом повернулись, посмотрели на витькин кран. Сам крановщик даже влез на полузасыпанную плиту. Кран как стоял, так и стоит. Гордиенко заржал, довольный. Это обычная шутка. Но время от времени покупка срабатывает.
— А вот еще я читал… — начал кто-то новую повесть. — В одном колхозе, где-то в Прибалтике, трактористы зацепили здоровый камень. Смотрят — а под ним сокровище. Бриллианты, кольца, браслеты. В средние века захоронено. Словом, ювелирные изделия.
— А денег не было?
— Написано: ювелирные изделия.
— Государству отошло?
— В музей.
— Ясно. А то бы в колхозе три дня пьянка была.
— Думаешь, трактористы себе не поднабрали? По карману-то унесли…
— Там проверили!
— Да ну, проверили… Не по полмешку, конечно, но… А что? Дураки там, думаешь, в Прибалтике были?
— Если по-уму, то немножко можно…
— Не то время сейчас, чтобы за скулу прятать, — сделал неожиданный вывод Опанасенко. Все посмотрели на него.
Опанасенко далеко пойдет. Он учится в вечернем институте. Метит на место «бугра».
Вдруг откуда-то появилась симпатичная геодезисточка в курточке с рыжим мехом. Пошла, вертя задом, впереди нас. Тут уже не до рассказов!
— Да-а… — мечтательно протянул Гордиенко.
— Говорят, она уезжает, не может долго сидеть на одном месте, — сказал я.
— Не может долго спать в одной постели, — уточнил Гордиенко.
— А ты, небось, не против был бы! — Выпалил вдруг Коля Мунгин и сам испугался своих слов.
Все засмеялись, а Гордиенко неожиданно покраснел.
— Я вот, Коля, отбалтаю тебе уши! — строго произнес он.
При чем тут уши, подумал я. Виноват язык. Но решил, что Гордиенко прав — можно и так.
Нехотя поговорили еще. Опять вспомнили Среднюю Азию.
— Говорят, когда в Киргизию пришли первые самосвалы, был случай. Киргиз кричит: «Эй, шофер, подвези!» Тот отвечает: «Полезай в кузов!» Только, говорит, баранов привяжи, чтобы не выпали. Тот так и сделал. Залез. Затащил двух баранов, привязал. Доезжают до места. Водитель кузов самосвала поднял, киргиза выкинул, а бараны остались. Опустил кузов и уехал.
— Вранье!
— Точно! Милиция разбиралась. Киргиза спрашивали: «Какой номер машины?» А он не запомнил, отвечает: «Такой новый машина».
Гордиенко поравнялся со мной.
— Все это болтовня, Володя… А вот помнишь ли ты, как мы жили вместе в одной секции?
Действительно, было такое. Короткое время мы с Еленой обитали в маленькой комнате в так называемой «секции» на пять или шесть комнаток, с общей кухней. В одной комнатке жил Гордиенко.
— А ты там же?