Первое, что проделывал Евдоким, когда они приезжали в незнакомый город, так это тщательно объезжал его со всех сторон, стараясь запомнить названия улиц и номера домов. Оказываясь в каком-то районе вторично, кучер, обладая отменной памятью, уже без труда находил кратчайшую дорогу в нужный адрес. Не оплошал он и на этот раз. Потешно шевеля губами, казак прочитал название улицы и, широко улыбнувшись, показал крепкие, подпорченные желтизной зубы.
– Как же не знать, ваше благородие? Это отсюда в двух кварталах будет. А уже в трех, на самом углу, мамзельки поживают.
– Так ты уже и туда наведался?
– А то как же, ваше благородие! Без этого никак нельзя.
– Когда же ты успел? – неодобрительно протянул Леонид, покачав головой.
– Так я сразу красный фонарь заприметил, когда мы к отелю подъезжали. Вы-то вещички принялись раскладывать, ну а я туда поехал.
– Ожениться бы тебе надо…
– Я бы с радостью, ваше благородие, только где мне такую барышню отыскать, как ваша Элиз…
– Ты у меня не заговаривайся, – погрозил ему пальцем Варнаховский.
– Виноват-с, ваше благородие! – вытянулся в струну извозчик.
– Чего стоим? Поехали! – поторопил Леонид, открывая дверь кареты.
Здание редакции располагалось на первом этаже помпезного четырехэтажного здания, используемого под многочисленные магазины и небольшие лавки. Переулок, где находилась редакция, тоже был примечателен: с одной стороны – обыкновенный бордель, а по другую, маковкой пробивая небеса, стояла церковь. Так что смело можно сказать, что господин Барнет находился в самой гуще жизни и, видно, не однажды использовал близость к народу в своих репортажах.
Открыв входную дверь, Леонид Варнаховский увидел тучного человека, сюртук которого застегивался лишь на одну верхнюю пуговицу. Короткие ноги расставлены по-хозяйски широко, а в толстых пальцах, заросших рыжими волосами, он держал большую сигару, глубокомысленно посматривая через запыленное стекло на скучающих прохожих.
– Не подскажете, где находится главный редактор «Болгарских новостей» господин Барнет? – спросил Варнаховский.
Добродушного вида толстяк пустил в потолок облако табачного дыма и с любопытством спросил:
– А вы, собственно, по какому делу?
– Так вы его секретарь? – угрюмо поинтересовался Варнаховский.
– Видите ли… Я и есть главный редактор Барнет.
– Вот оно что… Так вот, я и есть Николай Константинович Романов собственной персоной!
– Премного рад…
– Какого черта вы написали обо мне несусветную чушь?! Я требую немедленного опровержения всего того, что было написано в вашей гнусной газетенке!
Главный редактор выглядел совершенно невозмутимым. По его беспристрастному лицу было понятно, что натура его была закалена, ему приходилось видеть еще и не такое.
– Хм, я вас представлял несколько иным. Поблагороднее, что ли…
– Уверяю вас, если бы мы говорили на русском языке, то я подобрал бы для нашей беседы куда более красноречивые выражения. По какому праву вы, совершенно не зная меня, вздумали называть меня мошенником?!
– У меня для этого были вполне веские основания. Они изложены в газете. А потом, неужели вы будете возражать против того, что это именно вы похитили икону из будуара своей матери?
Леонида переполнял гнев, он едва сдерживался.
– Не я! – искренне отвечал он. – Меня оклеветали. В этой лжи замешаны мои недоброжелатели. Если хотите знать, всю вину мне пришлось взять на себя, потому что нужно было спасать честь женщины… Если вы не напишете опровержения, то я вынужден буду вызвать вас на дуэль!
– Стало быть, вы поступили благородно?
– Как же еще может поступить великий князь из дома Романовых по отношению к женщине?
– Возможно, я подумаю над вашим предложением…
– Какое еще, к дьяволу, предложение? Это требование!
– Хорошо, пусть будет требование. Я подумаю над ним, но прежде чем дать положительный ответ, я должен ознакомиться с содержанием предположительного опровержения. И в каких именно выражениях и интонациях оно будет написано. Ведь оно может нанести непоправимый вред моей газете и нанести моральный ущерб лично мне. Вы не находите, что это вполне справедливое замечание?
– Возможно, что вы и правы, – не стал препираться Варнаховский.
– Что же мы стоим в коридоре? Давайте пройдемте ко мне в кабинет; уверяю вас, там за письменным столом вам будет думаться куда значительно проще.
Прошли в кабинет главного редактора. Возможно, что помещение могло выглядеть просторнее, если бы не огромные кипы газет, лежавшие вдоль стен и поднимавшиеся к потолку в несколько рядов. Еще с десяток папок отыскали себе приют на столе главного редактора. Похоже, что свой кабинет он использовал в качестве складского помещения. Стопки бумаг лежали даже на стульях.
– Прошу вас, садитесь, – широким жестом показал Барнет на второй стол, стоявший в самом углу кабинета и заваленный кипами каких-то исписанных бумаг – надо полагать, опусами, что не попали в газеты.
Отыскав небольшой свободный уголок на самом краешке стола, Варнаховский тотчас сочинил опровержение: