Ограбить Императора

– Ну что ж, тогда запоминай, братец. Скажи ему, что пришел купец первой гильдии, поставщик Высочайшего двора, придворный ювелир Императора всероссийского, короля Шведского и Норвежского, короля Великобританского, короля Сиама, кавалер российских орденов Станислава и Святой Анны, а также командор золотого болгарского ордена и командор ордена Почетного легиона, золотой медалист Всероссийской и Всемирных выставок Карл Густавович Фаберже, – слегка наклонив голову, перечислил ювелир свои регалии. – Надеюсь, запомнил, голубчик?

Швейцар выслушал произнесенную тираду с непроницаемым лицом.

– Карашо. Я даложу о фас каспадьин посоль. А вы, каспода, проходьите в приемную.

Он уверенно пересек холл и скрылся в глубине комнат. Карл Густавович вместе с сыном прошли в небольшую, скромно обставленную приемную с зеленым камином. В ней не было ничего особенного, лишь только самое необходимое: четыре стула и старенький шкаф для гардероба.

– Папа, может, нужно было не столь помпезно представляться, как-то уж нескромно.

– Это не тот случай, чтобы скромничать, – недовольно буркнул Карл Густавович, вытаскивая сигару.

Раскурить ее Фаберже не успел. Вскоре вышел рослый швейцар и торжественно, как это делает конферансье, объявляющий номер всемирно известного фокусника, произнес:

– Каспадьин посоль ждет фас.

– Прекрасно, – произнес Карл Фаберже, положив сигару в коробку и бодрым шагом направился по коридору.

– Я провожу вас, каспода, – предложил швейцар.

– Мы не заблудимся, – невесело отозвался Карл Густавович.

– Такоф порьядок, – холодным тоном парировал неуступчивый швейцар. – Прошу фас, каспода. – Втроем остановились перед дверью из орехового дерева, и швейцар, слегка постучавшись, потянул за бронзовую ручку и впустил гостей.

Карл Густавович уверенно прошел в кабинет посла, за ним, чуть поотстав, шагнул Евгений. Им навстречу поднялся плотный круглолицый человек располагающей внешности, с небольшими очками на аккуратном прямом носу, в дорогом сером костюме и такого же цвета галстуке. Господин Одье был из тех людей, что даже в домашней обстановке предпочитают носить деловой костюм. Единственное, в чем он делал отступление, так это вместо туфель мог надеть мягкие свободные тапочки, давая отдохнуть натруженным ногам.

– Вы извините, что задержал вас немного у порога, но сейчас в Петербурге налеты, и мы просто обязаны проявлять бдительность, – заговорил он на хорошем русском языке.

– Я вас прекрасно понимаю, – ответил Фаберже, проходя в ярко освещенный кабинет, выглядевший оттого несколько просторнее, чем был в действительности.

– Карл Густавович, – протянул посол руку. – Весьма рад, весьма рад! Какая приятная неожиданность, надо признать!

Столь же тепло он поздоровался с Евгением, слегка задержав его ладонь в своей руке. Пошел уже четвертый год его посольства в России, что не прошло для него бесследно: чопорность, отличавшая его в первые годы, вдруг пропала, и своим гостеприимством он теперь напоминал радушного хозяина.

– Я тоже рад, господин посол… Когда мы с вами в последний раз виделись?

– Вот вы подзабыли, а я помню. Я покупал в вашем магазине малахитовую брошь для своей супруги на день ангела. Это было четыре с половиной месяца назад.

– Да, припоминаю, – охотно отозвался Карл Густавович. – За это время столько со мной произошло… Да и не только со мной, со всей Россией, – обреченно махнул он рукой. – Кажется, будто миновало целое десятилетие.

– Увы, – слепил сочувственное лицо посол. – Так оно и есть. Вашей стране выпали тяжелые испытания. Но у меня такое ощущение, что самые трудные времена еще впереди. Присаживайтесь… Может быть, желаете чаю или кофей? – предложил Эдвард Одье, когда Карл Густавович с Евгением разместились на высоких удобных стульях за длинным столом из красного дерева.

В самом центре стола Фаберже увидел статуэтку из нефрита – девушку, державшую в руках розу, выпущенную в широкую продажу полтора года назад. Вот только никак не думал, что одна из нескольких тысяч статуэток отыщет себе приют в кабинете швейцарского посла. Статуэтка значительно украшала обстановку, делая ее не столь аскетичной.

– Нет, как-нибудь в другой раз. Мы к вам, господин Одье, вот по какому делу…

– Я весь внимание, господин Фаберже.

– Как вы изволили выразиться, Россия вступает в полосу испытаний. Всецело с вами согласен… В последнее время в городе участились грабежи среди населения, погромы… И грабят не только на улицах, но и в домах! Грабят не только преступники, но и сама власть, которая должна защищать нас от бандитов… Как выражаются большевики, происходит экспроприация, – едко хмыкнул Карл Фаберже. – Этой самой экспроприации подверглись едва ли не все мои друзья. Весьма уважаемые люди… При этом им совершенно не у кого просить защиты! У меня такое ощущение, что следующий на очереди я. Большевикам просто невозможно пройти мимо такого лакомого кусочка, как «Товарищество Фаберже».