Ограбить Императора

Председатель петроградской ЧК сел на переднее сиденье и, поставив себе на колени саквояж, закрыл дверцу. Машина тронулась, заставив потесниться на обочине группу вооруженных солдат.

Крутанув ручку телефонного аппарата, Большаков поднял трубку:

– Барышня, соедините меня с секретариатом Министерства иностранных дел. – А когда в ответ прозвучал негромкий глуховатый голос, сказал: – Он выехал. Скоро будет, – и, не дожидаясь ответа, положил трубку.

Три часа назад на коллегию иностранных дел прибыл товарищ Троцкий и изъявил желание после совещания встретиться с Урицким. О теме беседы Урицкий догадывался, еще вчера вечером ему под большим секретом передали черновой вариант документа, составленный Троцким и Дзержинским, в котором говорилось о том, что председатель петроградской ЧК проявляет излишнюю мягкотелость к врагам революции. Некоторые из этих строчек он помнил наизусть:

«Ввиду грозного момента и исключительных обстоятельств вынесены следующие постановления… Предложить ЦК партии отозвать т. Урицкого с поста председателя петроградской Чрезвычайной комиссии и заменить его более стойким и решительным товарищем, способным твердо и непреклонно провести тактику беспощадного пресечения и борьбы с враждебными элементами, губящими Советскую власть и революцию».

Вот так, и никак иначе!

Предстояли неприятные разговоры, и Урицкий чувствовал некоторую нервозность.

В раздумьях дорога показалась недолгой. «Мерседес-Бенц» остановился точно перед парадным подъездом. На улице накрапывал небольшой дождь.

– Может, вам помочь с саквояжем? – предложил Прокопий.

– Ничего, как-нибудь справлюсь сам.

Слегка поежившись, Моисей Соломонович уверенно выбрался из автомобиля и раскачивающейся походкой направился к дверям Министерства иностранных дел. Поздоровавшись со знакомыми, он пропустил в распахнутую дверь женщину и только после этого вошел сам. Отряхнув с воротника капли дождя, пересек просторный холл и направился к лифту, где уже стоял тучный швейцар лет пятидесяти.

– Вам на какой этаж, Моисей Соломонович? – поинтересовался он.

Ответить Урицкий не успел. Неожиданно от стены отделился молодой человек лет двадцати пяти и, подняв руку с пистолетом, пошел прямо на Урицкого, нервно приговаривая:

– Вы должны умереть! Вы должны умереть!

Урицкий завороженно застыл. Тонкая рука юноши была некрепкой – пистолет, вытянутый на длину руки, шатало из стороны в сторону. Прежде чем Урицкий что-то успел ответить, раздался выстрел, наполнив помещение пороховыми газами. Голова Урицкого дернулась назад, как случается при сильном ударе, и он рухнул на кафельный пол, далеко в сторону отбросив саквояж.

Молодой человек ошалело посмотрел по сторонам, на швейцара, открывшего от ужаса рот, и закричал:

– Это не я! Это не я!

Размахивая пистолетом, он бросился на улицу и, подхватив стоявший у обочины велосипед, выехал с Дворцовой площади.

– Держите его! – запоздало закричал швейцар, выскочивший на улицу. – Он убил товарища Урицкого!

Вокруг лежавшего Урицкого скапливался народ.

– Надо позвать врача… Где тут врач!

Председатель петроградской ЧК лежал распростертым, слегка согнув колени, словно хотел убежать от возможного преследователя. Кожаная фуражка валялась далеко в стороне, в трех метрах, завалившись на бок, лежал саквояж. Никто из присутствующих не обратил внимания на скуластого человека в галифе и в синей солдатской шинели. Постояв немного подле неподвижного тела, он поднял бесхозный саквояж и вышел из здания.

Глава 11. Интеллигентнейшие люди

К завтраку швейцарский посол Эдвард Одье готовился всегда тщательно (для него это был своеобразный ритуал), будто его ожидала не чашка бразильского кофе (правда, весьма вкусного), а, по крайней мере, торжественный выход в Императорский театр. Надушенный, набриалиненный до неприличия, он торжественно, со снисходительной улыбкой на полных губах, буквально вплывал в столовую, подходил к хозяйке дома Августе Богдановне и, взяв ее за руки, поочередно целовал в правую и левую ладонь, после чего устраивался за стол, где его поджидали тонко нарезанная ветчина, паюсная икра, наложенная небольшой горкой, сливочное крестьянское масло, аккуратно нарезанный хлеб и сдобные маковые булочки, до которых господин Одье был невероятно охоч.