Ограниченная территория

Увлеченные диалогом, Антон и Тим не заметили, как сзади них мимо прошли две женщины – молодая блондинка с заплетёнными в косу длинными волосами, и худенькая кудрявая шатенка лет сорока. В них я узнала аспирантку Настю Свинцову, проходящую здесь стажировку, а заодно подрабатывающую лаборанткой, и её научного руководителя, Эльвиру Степановну Белецкую, коллегу Вали и Эдика. Лица обеих были бледными, а Эльвиру Степановну, судя по виду, и тому, что Анастасия поддерживала её под локоть, ещё и мутило. Даже находясь в трех метрах от них, я почувствовала смесь запахов валерьянки и нашатыря.

– Ё-моё! Кажется, я узнаю этот запах, – Тим повел носом. – Прям квартира моей бабушки-кошатницы!

– Это, кажется, сотрудница нашего отдела, и её аспирантка, – Антон, обернувшись, посмотрел им вслед. – Наверное, им стало нехорошо. Судя по направлению, идут в туалет…

– Хм, – Тим проводил их задумчивым взглядом. – У кого-то слишком богатое воображение, или фотографии с места преступления стали уже доступны?

Антон неопределённо покачал головой. Некоторое время мы трое молчали. Несмотря на неоспоримость произошедшего и объяснения Анны Геннадьевны, принять это было слишком жутко. В голове не укладывалось, что весёлый и молодой парень, у которого впереди была вся жизнь, полная сил и надежд, в какой-то момент принимает фатальное решение.

– Главное, он не просто повесился, или утопился, – вздохнул Антон. – Сделать такое… Это похоже на ярость.

Я понимала, что муж хочет говорить об этом с кем-то, говорить вслух… и понимала, что он не решается высказать описание самоубийства. Мне и самой не хотелось, чтобы кто-то озвучивал вслух тошнотворные подробности. С момента прочтения статьи в течение дальнейших часов я старалась гнать свои представления прочь. Но сейчас в моей памяти вновь всплыли чёрные, как послеожоговый струп, буквы, складывающиеся в жуткий смысл.

«Он вскрыл себе запястья, и вырвал руками вены. А затем, истекая кровью, разорвал руками кожу на шее, и выдрал себе гортань».

Всё вокруг было в крови.

Мне было жаль Котова. Но уже ничего не сделать.

– Может, нам как-то стоит помочь с похоронами? – грустно задала я вслух вопрос.

– Конечно, – поддержал меня Тим. Антон тоже кивнул.

И тут я заметила, как к нам подошёл Гаврилюк. Выглядел он спокойней, чем несколько минут назад во дворе, но всё ещё со следами недавнего «раздувания»: с покрытого потом лица не сошёл оттенок утренней зари; плечи так же вздымались вверх, а грудь – вперёд.

– Надо же – учёные ненормальные! Да в невро они все там сами с приветом. И с манией величия. Считают себя богами! – продолжал он возмущаться себе под нос. Увидев нас, он осекся.

– Ааа, ещё раз… здравствуйте. Чего домой не идёте? Рабочий день уже того… закончен. Нечего тут больше обсуждать этого бедолагу. Случается же у людей такое… К сожалению, его не вернёшь. Надо… эээ… жить дальше, работать. Верно ведь?

Мы все кивнули.

– Вот… А насчёт похорон – это ты, Катя, хорошо предложила. Надо собраться отделом, скинуться… В общем, завтра обсудим. Я пошёл… Хорошего вечера.

И он двинулся в сторону лестницы, продолжая что-то себе говорить.

– Это ваш заведующий? – удивлённо вытаращив глаза, спросил Тим, едва Пётр Владимирович скрылся из виду. – Знаете, а он был прав, когда предлагал проверить у всех психику. Но только я его не пойму – зачем палить самого себя?

Мы с Антоном улыбнулись.

– Гаврилюк хорош, как руководитель, и научный работник. Но как человек очень своеобразен, и… да, он невероятный параноик, – цокнул языком мой муж, и покачал головой.

– Окей, ну что ж – счастья вашему параноику, в жизни личной и публичной. Кстати… Я ему по фамилии сейчас классную кликуху придумал, – заговорщицки произнёс Тим.

– Я на тебя когда-нибудь точно намордник надену, – простонал Антон.

Глава 8

Я редко думала о маньяках. Иногда, встречая новости о пропадающих людях, орудующих в Москве серийных убийцах и громких делах, я вздрагивала от ужаса, и мысли о том, на что способны некоторые представители человеческого рода. Такие безжалостные факты заставляли меня принимать существование психопатов как должное – но я не зацикливалась на этой теме, считая, что в мире гораздо больше добра и хороших людей. Об этом я и старалась думать, воспринимая зло лишь как то, о чём надо помнить, чтобы остерегаться.