Ограниченный контингент

«…взрывом полностью разрушена передняя и частично боковые стенки газовой печи номер два, уничтожены световые фонари, частично повреждена крыша. Жидкий металл в количестве около восьми тонн выброшен из печи, что послужило причиной пожара, потушенного силами персонала цеха. При взрыве пострадавших не было в связи с отсутствием в момент взрыва людей в цеху (перерыв на прием пищи). Материалы по делу переданы в территориальные органы ФСБ для расследования возможного террористического акта…».

Из заключения Спецлаборатории Управления ФСБ по г. Санкт-Петербургу:

«…в предоставленных образцах следов взрывчатых веществ не обнаружено, версия о теракте не подтверждена…».

Из акта комиссии Всероссийского Алюминиево-магниевого института:

«… нарушений правил эксплуатации и конструкции печи не установлено. Расчеты и компьютерное моделирование события показывают, что причиной взрыва могла послужить оказавшаяся в рабочей зоне плавильной печи закрытая ёмкость с жидкостью объёмом 0,5–1,0 литра…»

* * *

– Михалыч, у меня помощник в смену не вышел. Можно, я этого длинного заберу?

– Давай, Боцман. Он паренёк толковый, первым на пожар прибежал. Так, остальные – во двор, упали на грузовик. Чтобы за час разгрузили!

У Олега защемило внутри от сладостно-тревожного предчувствия. Сейчас его поведут в местный филиал ада, где беснуется пламя, а весёлые черти готовят грешникам джакузи с расплавленным металлом.

– Маладца, зёма, не зассал, ментам не раскололся. А я вот чёта Михалыча очканул. И чё я фляжку с шилом в коробе заныкал? Знал ведь, что его в печь разгрузят. Тормознул, млять. Ну, оно и к лучшему, всё равно старую печь ломать собирались, новую строить будут.

– А ты, Боцман, начальству похвались, что печь взорвал, деньги на демонтаж сэкономил. Пусть премию выпишут.

– Бу-га-га! Премию. Звездюлей выпишут, и ещё хрен в жопу, чтобы голова не качалась. Жди здесь, зёма, я шихтовой журнал заполню.

Олег зачарованно смотрел в чрево печи. По гладкой поверхности оранжевого раскалённого озера пробегала лёгкая рябь, гудели воздуховоды, жар жидкого солнца пёк лицо. Он ощущал себя немножко Богом, который сейчас зачерпнёт огонь – и начнёт лепить из него звёзды и планеты.

* * *

– Ну что, Олежка, по пиву? После смены – святое дело.

– Не, Боцман, мне в офис. Через час рабочий день начинается. Я и так Главному два раздела техпроцесса задолжал.

– На хрен тебе эта крысиная жизнь? Давай к нам, в бригаду, я перед ребятами за тебя впишусь.

– Надо диплом получить.

– И то верно. Получишь – и к нам, мастером. А Михалыча на пенсию выпихнем, бу-га-га!

* * *

– Упс. Тяжёлая работа нынче у технологов. С самого утра спят.

Олег с трудом оторвал голову от стола, поднял воспалённые глаза. Перед ним, на расстоянии вдоха, стояла смеющаяся Леночка. Аромат духов змеёй ввинтился в мозг.

– Неплохой загар. Каким солярием пользуетесь?

– Это от печки. Я по ночам в литейном цеху работаю.

– А-а… Уважаю. Ладно, досыпайте. Я попозже приду.

Цок-цок к двери. Блин, уходит. Как там Витёк учил?

– Э-э, подожди… Детка… Давай перепихнёмся!

Остановилась, оглянулась. Посмотрела без обиды и презрения. Вроде даже с интересом.

– Дурак. Планктон. Порнушки насмотрелся?

И ушла.

Олежка сладко потянулся, зевнул на грани вывиха челюсти. И крикнул в потолок. Нет, наверное, в небо:

– Н-е-е-т, я не планктон! Я литейщик!

Октябрь 2007 г.

Земля обетованная

Отпуск начинался стрёмно. Приступили к отмечанию в четверг в офисе – чтобы успеть на самолёт утром в субботу.

С дороги Витёк два раза возвращался домой – в первый раз забыл билеты, во второй – Ольку. Чемодан забыл всё равно.

Поехали двумя парами. Лёва – с новенькой, но б/у женой Галкой, в юности чемпионкой Полтавской области по метанию диска, а сейчас – девяностокилограммовой брюнеткой.

– Я бухой был, проснулся, её увидел – нажрался, очнулся в загсе – нажрался. Так уже третий месяц, хуле. Надо в отпуск или в дурку. В отпуск лучше.

Витёк сам не понял, с какого перепугу взял Ольку. Варёная рыба погламурнее будет, да и костей в ней поменьше, даже в карасе. Зато Олька не трындела лишнего. Зарядит любого спиртосодержащего, слюну пустит и мычит. Залипала только часто, Витёк её забывал постоянно. Не обижалась.

Настроение всё равно было нормальное, несмотря на питерскую февральскую слякоть и перманентный бодун. Витёк наотрез отказался брать такси и теперь тащился по Московскому проспекту со скоростью пешехода, чтобы гаишники не повязали, норовя спрятаться от них на тротуаре. Сообразить, что рыцарям полосатых палок в пять утра взяться неоткуда, мешал алкоголь, плещущийся в черепе головы.

Лёва прочёл единственную по причине раннего времени надпись на табло:

– Эйлат. Зашибись, я в Египте никогда не был.

– Лёва, ты чо? Я ж тебе объяснял, мы в Израиль летим.

– В Израиль?? Не, я не поеду, там сионисты чебуреков обижают.

– Ты ж сам еврей наполовину. Кстати, на лучшую половину или на худшую?

– На верхнюю. Я ж необрезанный.

В баре добавили. Лёва два раза бегал блевать, в третий раз не успел и попал на Галку. За что был унесен в туалет на принудительную процедуру умывания.