Читаем Ограниченный контингент полностью

Потом с Лещинским. Первый вопрос: «Что вы испытываете?» Конечно, радость и облегчение от того, что все завершено. И еще я ему сказал, что всем нашим солдатам и офицерам, которые прошли этот ад, нужно ставить памятники. И что за моей спиной не осталось ни одного военнослужащего 40-й армии.

Я далеко не сентиментальный человек, но говорить было трудно. Перехватило горло, еще немного — и навернулись бы слезы.

Когда мы с ним закончили разговор, я повернулся и пошел в сторону встречавших, увидел выбежавшего Максима. Он повис на мне, и я действительно не выдержал. Боря Романенко позже заметил, что я очень долго держал сына за плечи. Я просто ждал, чтобы нахлынувшая волна чувств прошла.

После этого я снова поднялся на бронетранспортер и метров восемьсот проехал до того места, где уже построился только что выведенный батальон. Людей было очень много. Я доложил генералу армии Попову, что вывод войск из Афганистана полностью завершен. Все присутствующие были рады и особенно хорошо восприняли именно эту фразу. Мы поднялись на трибуну. Примерно полчаса продолжался митинг. Обычно в такие моменты не запоминаешь, кто о чем говорил, но все говорили о хорошем.

После митинга я спустился вместе с офицерами с трибуны и еще раз оказался в окружении корреспондентов. В основном зарубежных. Наших почти не было — они или не прорвались туда, или им уже все было ясно.

Вместе с Поповым мы сели в ожидавшую «Волгу», и нас повезли в какое-то кафе. Там уже были накрыты столы. Меня до сих пор не покидает ощущение, что все происходило как-то скомканно. Местные власти отнеслись к нам очень хорошо, все было сделано на высочайшем уровне. Но, честно говоря, хотелось, чтобы праздник в полной мере ощутили и солдаты разведывательного батальона. Я надеялся, что их встретят так же, как и первые колонны в мае 1988-го. Тогда прямо на плацу, где только что закончился митинг, были расставлены огромные столы, которые, как мне рассказывали, ломились от угощений. Не было только спиртного — в то время все выполняли указ.

Насколько я понял, нас привезли в столовую обкома партии — там был телефон ВЧ. По этому аппарату я позвонил Язову и доложил, что задача выполнена, все вышли и потерь нет. Он без особой радости и теплоты поздравил, поблагодарил и повесил трубку.

После этого на душе стало пусто.

Небольшой прием прошел очень сдержанно. Не хотелось вообще ничего. Первый тост был за 40-ю армию. Второй — за командующего. И третий тост — святой афганский — за тех, кто там погиб. Как-то очень скоро начали расходиться. Я со всеми попрощался. Не хотел, чтобы со мной кто-то ехал.

Следующий день начался с того, что я проспал. Хотя за все время службы в Афганистане просыпался в одно и то же время — ровно в половине шестого. На меня сразу навалилось немое спокойствие мирной жизни. Схватил было трубку городского телефона — кому звонить? По каким номерам? Короче говоря, мы с сыном быстренько умылись, собрали вещи — чемодан, спортивную сумку и две коробки, в одной лежала видеокамера, которую я купил незадолго до вывода, в другой подаренная афганцами дыня, а зимой в Киеве это просто роскошь, — и поехали из домика, где мы с ним ночевали, в гостиницу.

Я по-прежнему оставался командующим армией. Теперь, правда, уже выведенной из Афганистана. У нас было заведено: каждый день, независимо от происходящих событий, мы оценивали боевую обстановку и уточняли задачи подразделениям. Так и пошло. После завтрака вместе с офицерами управления армии мы уточнили график отправки частей. Кто-то должен был ехать железной дорогой, кто-то уже находился в пути, одни грузились, другие только готовились…

Пришлось активно отбиваться от репортеров. В день выхода из Афганистана я им, конечно же, ни в чем не мог отказать. Теперь же нужно было более детально заниматься армией. После короткого совещания я вышел из военной гостиницы и увидел журналистов возле КПП. Они меня тоже заметили. Мне не хотелось отвлекаться от дел и повторять то, что уже было сказано на пресс-конференции в Кабуле и вчера на мосту. Я попросил одного из офицеров передать журналистам, что до прилета в Киев мне не хотелось бы устраивать какие-то встречи.

18 февраля я, уже как командующий войсками Киевского военного округа, после небольшой остановки в Ташкенте, улетел к новому месту службы. Тогда я еще не мог предположить, что жизнь в своей родной стране, которая нам снилась короткими и тревожными ночами, будет ничуть не легче, чем в Афганистане, на войне…

Москва, 1993 год.
Перейти на страницу:

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное