Рядом с входной дверью располагалась еще одна, которая вела во вторую часть дома, – маленькую комнату, служившую сараем. Тато держал там свой красный мотоцикл «Минск», канистры с бензином и всякую хозяйскую утварь. В его владениях всегда был идеальный порядок, к чему он приучал и меня. Гвозди, болты, гайки, шурупы и прочие мелочи были рассортированы в соответствии с их размером и назначением по серым пластмассовым баночкам из-под чистящего кухонного средства, каждая из которых была непременно подписана и занимала строго отведенное ей место на полке. Стены сарая были поделены на зоны, в которых отдельно размещались запчасти для мотоцикла, слесарные инструменты, лопаты, грабли, коса и другие необходимые в частном доме вещицы. Все свободное время тато проводил в этом сарае. С техникой он всегда дружил, содержал ее в идеальном состоянии, все время что-то разбирая, перетирая, смазывая и собирая. Летом, когда мы возвращались из села домой, я всегда сидела спереди на бензобаке, крепко держась за руль, мама ехала сзади, одной рукой удерживая между собой и тато сестренку, второй – сумку с продуктами на колене, а на багажнике всегда крепился еще мешок с овощами. Не знаю, какие прочностные характеристики закладывали создатели в эту двухколесную машину, но с суммарным семейным весом в двести с небольшим килограммов она справлялась прекрасно.
Вряд ли задумывались тогда молодые Лида и Вася Пономаренко, что, связав свою судьбу с Каневом и «Магнитом», приняв это смелое решение и сделав такой ответственный шаг, они в корне изменили не только свою жизнь, но и мою с сестрой, и последующих поколений. Для меня это стало примером того, что человек может и должен влиять на свою судьбу и формировать свое будущее. И за это я им безгранично благодарна.
Глава 2. Сладкое искушение
Недалеко от дома была большая лужа с темным илистым дном. Чтобы пробраться к ней, мне приходилось преодолевать высокую земляную насыпь и старую, поросшую сорняками свалку. В один из жарких летних дней я обнаружила, что лужа высохла, дно растрескалось и стало похоже на черные плитки шоколада. Некоторые «плитки» были еще влажные, словно подтаяли на солнце, и глянцево блестели, другие, наоборот, уже пересохли и скрутились в трубочки. Неожиданно найденная огромная «шоколадка» подействовала на меня завораживающе, и в следующее мгновение я бросилась собирать «плитки», сразу же отправив первый кусок в рот. Получилось невкусно, уж точно несладко и до слез обидно. Я начала выплевывать землю, растирая ее ладошкой по заплаканному лицу, и мне очень-очень захотелось, чтобы прямо сейчас у меня в руках оказался цветик-семицветик* (Сказка «Цветик-Семицветик», В. Катаев, 1940). Сорвав один из семи лепестков, я бы запустила его по ветру и сказала: «Лети, лети лепесток, через запад на восток, облети вокруг Земли, быть по-моему вели!» – и в тот же миг эти черные пластинки превратились бы в настоящий шоколад или мягкий черный гематоген, который мама иногда покупала в аптеке через дорогу.
Со сладостями у меня всегда были особые отношения. Я получала их либо по праздникам, либо когда кто-то приходил в гости, но при этом всегда только за хорошее поведение. У нас никогда не лежали конфеты в вазе на столе, как это было принято у других, а все куда-то пряталось. Может, поэтому мне всегда их так сильно хотелось, а может, и по другой причине: ведь сладости мне давали, только если я их заслуживала, то есть была хорошей девочкой. В такие моменты меня хвалили и всячески показывали, что любят, и чем больше я съедала сладостей, тем лучше выглядела в собственных глазах. Не знаю, что было для меня тогда важнее: конфета или внимание родителей, в любом случае получение обычной конфеты стало в какой-то момент моей главной целью, синонимом счастья, синонимом родительской любви, внешних проявлений которой мне так недоставало.
Однажды моя безудержная тяга к сладкому чуть не привела к беде. Доставая из-под шкафа закатившийся красный резиновый мячик, я обнаружила на полу белые круглые таблетки, похожие на сладкие витаминки-аскорбинки. Забыв про мяч, я тут же собрала их в ладошки и, спрятавшись за шторой у окна, быстро съела. Были они сладкими или горькими, я не запомнила, но вкус воды с марганцовкой, которой мама промывала мне желудок, обнаружив пустые обертки от нафталина, отпечатался в памяти навсегда.